— Ну я, — вперед выступил заградский десятский с пышным чубом.

— Отдать ему все деньги. А теперь верни их родителям и забирай свою красавицу.

И воины, и дикейцы, замерев, ждали, как поступит десятский.

— Да я на это серебро три таких молодки куплю! — Заградец под общий смех сунул мешочек с монетами себе за пазуху.

Дальше все пошло в том же духе. Толпа дикейцев увеличилась в несколько раз. Цены порой переваливали за двести и даже за триста милиарисиев. Несчастные родственники пленниц прямо тут же одалживали у знакомых золотые и серебряные вещицы, чтобы расплатиться.

К князю пробилась старушка с двумя малыми внуками. При виде матери среди пленниц малыши громко зарыдали. Вообще, все ромеи были сильно падки на слезы и жалобы, это Дарник заметил еще в Талесе. Бабушка принялась безостановочно лепетать, что они слишком бедны и им нечем выкупить свою единственную кормилицу.

— Ладно, ладно, берите ее и ступайте. — И Рыбья Кровь еще сам вручил малышам по медной монетке.

— Ты так совсем моих моричей без женщин оставишь, — укорил Кухтай.

— Кто им мешает самим раскошелиться?

— Да кто за рабыню такую непомерную виру платить станет?

— За рабыню она непомерная, а за жену в самый раз. Пускай твои моричи сами думают, без тебя.

Бойкий аукцион нарушил прибежавший от дальних ворот крепости лучник:

— Ромеи из крепости выходят!

Женщин осталась стеречь охранная сотня, остальные бросились бегом в сторону крепости. Дарник с немногими арсами впереди всех на лошадях. Когда достигли Южных ворот, там все было уже кончено. Две ватаги оптиматов с двумя камнеметами на треногах, стоя за укрытием из перевернутых повозок, столов и бревен, с честью отбили вылазку двух сотен конных и пеших ромеев. Перед воротами лежали три десятка убитых стратиотов, а часть убитых и раненых уносили в крепость их уцелевшие товарищи. У липовцев было лишь трое пострадавших.

— Пять медных и одну серебряную фалеру на всех, — объявил награду Рыбья Кровь. — Разделите их сами.

Радостный рев сорока глоток приветствовал его слова, Чтобы обезопаситься от подобных вылазок впредь, князь добавил каждому из заградительных отрядов еще по две ватаги и вернулся вместе с воеводами на пристань.

Там уже собралось не меньше тысячи дикейцев. Полюбоваться на торговлю бывшими хозяйками явилось немало их рабов и большое число нищих.

— Это ромейские смерды, — объяснил Дарнику один из лазутчиков. — Как наши бездомники — из селищ ушли, а в городе не прижились.

— А евнухи среди них есть? — тихо полюбопытствовал князь.

— Есть, — шепнул лазутчик и безошибочно указал: — Вон, и вон, и вон.

Пока Рыбья Кровь рассматривал невиданную мужскую разновидность, один из евнухов приблизился к нему:

— Дай нам оружие, мы сами против дикейцев пойдем.

Дарник почувствовал непроизвольное отвращение говорить с этим человеком:

— А потом что? Мы уйдем, а вы останетесь? — неуверенно произнес он.

— Потом будет потом. Ты сейчас оружие дай, — настаивал евнух.

Подошедший Корней, поняв суть разговора, добавил:

— У меня в тюрьме тоже полсотни таких желающих наберется.

— Давай, может, их как черное войско? — посоветовал Буртым.

— Ладно, набирай, — согласился Дарник и покинул пристань — снова выслушивать вопли родителей пленниц не имел ни малейшей охоты.

Внимательно впитывая происходящее вокруг, князь отмечал, насколько его сотские и вожаки все делали правильно, не растерялись в необычной городской обстановке, всюду без указаний выставили охранные посты, ближние к гавани улицы перегородили завалами из подручных средств, на перекрестках расположили якобы отдыхать целые ватаги с оружием в руках, на постой определили воинов очень компактно. То есть случилось необыкновенное: в разгар боевых действий ему самому почти не осталось чем заняться.

— Пошли на дромон, — вовремя предложил Корней, и с арсовой полусотней они отправились на захваченное судно.

Впервые появилась возможность увидеть снаружи и изнутри грозу и ужас Русского моря — трехпалубный корабль на полторы сотни гребцов и такое же количество воинов. Четыре баллисты, восемь сифонов в виде змеиных голов, по три перекидных мостика с крючьями с каждого борта, лебедки для спуска с верхней палубы на воду двух малых лодок. А еще подвесные койки внутри корпуса дромона для сотен матросов и две роскошные каюты для капитана-навклира и комита войсковой тагмы. Вчера повезло, что на борту находилась лишь сторожевая часть команды, не успевшая пустить в ход ромейский огонь и баллисты.

— Можешь плыть на нем? — спросил Дарник у своего кормщика-арса.

— Вряд ли. Здесь нужна особая выучка. Мне бы его на полгода, тогда, пожалуйста, — отвечал бывалый мореход.

На берегу князя поджидал Кухтай:

— Чего ждем? Чтобы ромейское войско пожаловало?

— В крепости дворец стратига и вся его казна. Хочешь от нее отказаться?

— Ну так давай возьмем крепость. А может, проще за стратигиссу их казну как выкуп получить?

— А тебе самому что лучше: крепость взять или выкупа хватит?

Кухтай промолчал, опасаясь язвительных замечаний князя.

Действительно, надо было что-то решать. Дав лазутчику ватагу воинов, Рыбья Кровь послал их перекрыть акведук, питающий крепость, затем приказал Лисичу возводить три осадных башни.

— Зачем их строить? Я смотрел, стены хлипкие, пращницами за полдня проломим, — показал своё хорунжий.

— Мне крепость нужна с целыми стенами, — сказав так, Дарник заодно уяснил себе, чего же он, собственно, хочет: не бежать воровски прочь с награбленным добром, а на равных договариваться с ромейскими стратигами. Засев в крепости, он может сколько угодно своими пращницами разрушать из нее всю Дикею. Простой хозяйский расчет вынудит ромеев пойти на мировую.

— Там из крепости священник вышел, — доложил полусотский арсов. — К твоей пленнице рвется.

Священник был как священник: худощавый, с большими залысинами, аккуратной бородкой, в ниспадающих белых одеждах. Звали его отец Паисий.

— Могу ли я увидеть Лидию? — спросил он у князя.

— Зачем тебе? — Дарника уже начала раздражать эта уверенность дикейцев, что теперь они могут расхаживать по своему городу как хотят.

— Я ее духовник и должен поддержать ее в постигнутом несчастье.

— Уведите и закройте его в какой-нибудь кладовке, — приказал князь арсам.

Священник, не поняв распоряжения, отданного по-словенски, послушно последовал за охранниками.

К исходу дня жизнь в городе окончательно наладилась. Открылись многие лавки и мастерские. В тракториях липовцы пили вино вперемежку с ромеями. Новоявленные ополченцы из черного войска притащили в качестве заложников несколько знатных дикейцев-мужчин. Треть словен осваивала ромейские бани, а треть не вылезала из теплого моря. К Дарнику пожаловала делегация городских чиновников с просьбой, не будет ли он против вывоза мусора и выпечки хлеба. Заодно Рыбья Кровь вернул на городские улицы и на охрану тюрьмы дикейских стражников с палками, чтобы те сами разбирались со своими собственными нарушениями местного порядка. Позже явился арс, стерегущий Лидию, и сказал, что пленница требует себе смену одежды и постельного белья.