– ведь он может приобрести ее в любом другом месте; сам Вернон говорит, что это просто.

Иными словами, пояснил Мел, страховка при саботаже играет лишь второстепенную роль. Подлинные же побудительные мотивы гнездятся в стародавних человеческих слабостях – любовных неудачах, алчности, банкротстве, желании совершить самоубийство.

Мотивы эти, заявил Мел, существуют столько, сколько существует род людской, уничтожить их невозможно. Поэтому те, кто заинтересован в безопасности полетов и в предотвращении саботажа, должны стремиться не к тому, чтобы ликвидировать продажу страховок в аэропортах, а к тому, чтобы усилить меры предосторожности в воздухе и на земле. Одной из таких мер может быть ограничение продажи динамита – главного средства, используемого на сегодня большинством тех, кто устраивает катастрофы в воздухе. В качестве другой меры следует совершенствовать приборы, способные «учуять» взрывчатку в багаже. Один такой прибор, сообщил Мел внимательно слушавшим его уполномоченным, уже находится в стадии экспериментального опробования.

Третья мера – на которой, кстати, настаивают компании, страхующие пассажиров в полете, – должна состоять в осмотре багажа до полета, как это делают таможенники. Правда, добавил Мел, эта последняя мера связана с явными трудностями.

Мы должны, продолжал он, жестче соблюдать существующие законы, которые запрещают перевозить оружие на гражданских самолетах. Кроме того, учитывая возможность подстроенной аварии, надо пересмотреть конструкцию самолетов, чтобы они не разваливались при взрыве. В этой связи есть, например, такая идея – и она тоже принадлежит страховой компании: предлагается укрепить (и соответственно – утяжелить) стенки багажного отделения, хотя это и повлияет на общий вес самолета и снизит доходы авиакомпаний.

Федеральное управление авиации, подчеркнул Мел, специально изучало вопрос о продаже страховок в аэропортах и выступило против запрещения их продажи. Мел взглянул на Вернона Димиреста – лицо у него было по-прежнему злое. Оба знали, что это «изучение» вызывало протесты у пилотов, поскольку проводил его чиновник страховой компании, сам занимавшийся продажей страховок в аэропорту, и его беспристрастность была весьма сомнительна.

Страховая компания дала Мелу еще и другие данные, но он решил на этом поставить точку. К тому же эти не использованные им доводы были менее убедительны. Он сомневался даже в целесообразности укрепления багажного отсека, хотя всего минуту назад внес такое предложение. Кому пойдет на пользу увеличение веса самолета – пассажирам, авиакомпаниям или опять-таки страховым обществам? Зато все остальные доводы он считал достаточно весомыми.

– Итак, – в заключение сказал он, – нам предстоит решить, следует ли лишать публику – на основании в общем-то одних предположений – тех услуг, которые ей явно нужны.

Мел едва успел опуститься на свое место, как Милдред Аккерман решительно объявила:

– Я считаю, что не следует. – И бросила на Вернона Димиреста победоносный взгляд.

К ней присоединились остальные уполномоченные, после чего решено было устроить перерыв и отложить рассмотрение других дел на вторую половину дня.

В коридоре Вернон Димирест ждал Мела.

– Привет, Вернон! – произнес Мел и быстро добавил, не давая шурину вставить хоть слово: – Надеюсь, ты на меня не в претензии? Ведь даже у друзей и у родственников порой могут быть разные мнения.

Слово «друзья» было преувеличением. Мел Бейкерсфелд и Вернон Димирест никогда не любили друг друга, несмотря на то что Димирест был женат на сестре Мела, Саре, причем оба знали об этой взаимной неприязни; в последнее же время эта неприязнь переросла в открытую вражду.

– Конечно, черт побери, я на тебя в претензии, – сказал Димирест. Злость уже не так кипела в нем, но глаза смотрели жестко.

Уполномоченные, выходившие из конференц-зала, с любопытством поглядывали на них. Они шли обедать. И через несколько минут Мел присоединится к ним.

– Людям твоего склада, привязанным, точно пингвины к земле, к своим столам, легко так рассуждать, – презрительно изрек Димирест. – Вот если бы вы так часто летали, как я, вы бы держались иной точки зрения.

– Я не всю жизнь летал за столом, – резко бросил Мел.

– О, Бога ради, не корми меня этой манной кашей про героя-ветерана. Сейчас ты на нулевой отметине, и то, как ты думаешь, подтверждает это. В противном случае ты бы смотрел на всю эту историю со страховками так, как смотрит любой уважающий себя пилот.

– Ты имеешь в виду именно «уважающий себя», а не самовлюбленный? – Если Вернону хочется поупражняться в колкостях, что ж, Мел готов поддержать разговор. В коридоре было пусто, и их не могли услышать. – Вся беда с вами, пилотами, в том, что вы привыкли считать себя полубогами, капитанами заоблачных высот и потому уверены, будто и мозги у вас особенные. Так вот, они у вас самые обыкновенные – только что напичканы специальными знаниями. Иной раз мне кажется, что они у вас вообще атрофировались – слишком долго вы сидите без дела в разреженном воздухе, пока машину ведет за вас автоматический пилот. Поэтому когда кто-то высказывает свое мнение и это мнение, как выясняется, не совпадает с вашим, вы ведете себя точно балованные дети.

– Я пропускаю все это мимо ушей, – сказал Димирест, – хотя если кто и ребенок здесь, так это ты. К тому же отнюдь не беспристрастный.

– Ну вот что, Вернон…

– Ты же сам употребил это слово, – презрительно фыркнул Димирест. – Беспристрастное мнение – как же, держи карман шире! Да ты же пользовался сейчас данными страховой компании! Ты же читал по бумажке, подготовленной ими! Я видел это с того места, где сидел, и знаю, потому что у меня есть копия. – И он ткнул пальцем в кипу книг и бумаг, которые держал под мышкой. – Ты даже не потрудился пристойности ради сам подготовиться к выступлению.

Мел вспыхнул. Шурин действительно поймал его. Он должен был сам подготовиться или хотя бы критически отнестись к данным страховой компании и перепечатать те из них, которыми намеревался пользоваться. Да, конечно, дел у него последние дни было больше обычного, но это не оправдание.

– Когда-нибудь ты еще об этом пожалеешь, – сказал Вернон Димирест. – И если это произойдет и я буду при сем присутствовать, я напомню тебе о сегодняшнем дне и нашем разговоре. А до тех пор постараюсь встречаться с тобой лишь при крайней необходимости.

И прежде чем Мел успел что-либо сказать, шурин его повернулся и пошел прочь.

Вспомнив об этом сейчас, когда он стоял с Таней в центральном зале аэропорта, Мел – в который раз – подумал, правильно ли он тогда себя вел и не лучше ли было не обострять отношений с Верноном. В глубине души он чувствовал, что нельзя было так держаться. Он мог не соглашаться с зятем – Мел и