Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Готов, Елена Николаевна, готов. Но у меня сразу вопрос. Почему вы не перенимаете опыт четырнадцатой школы по части изучения иностранных языков?
— Это какой же?
Вот тебе и здрасте! Нас постоянно терзали своим присутствием и работники управлений образования и учителя иностранцы из других школ. И чего ради? За развлечениями ходили? Выясняется, что англичанке не повезло у нас побывать. Или не признаётся. Я её не помню, может, и не врёт. Но я на них даже не всегда смотрел.
— Очень просто. Сначала на уроках английского все говорят только по-английски… — при этих словах класс тихонько тоскливо взвывает, — через месяц вы в общении с нами тотально переходите на английский. В том числе вне уроков. За редким исключением, когда надо сопоставить английские правила языка с русскими. Периодически пишем сочинения на английском, ну и так далее.
— С тебя и начну, — решает англичанка. Класс злорадно веселится.
— Расскажи мне о своих друзьях, — переходит к теме англичанка на чистом английском языке. Говорит чётко и медленно. По ощущениям больше половины класса понимает её ясно.
— О каких друзьях? В нашей школе? — Говорю тоже медленно и с чёткой артикуляцией.
— Да.
— Хорошо. У меня есть друзья в школе. Это девочки и мальчики. Борис Кандыбин — мой самый большой друг. Он учится в одиннадцатом классе. Борис — лучший баскетболист не только в нашей школе, но и во всём городе…
Последнее предложение выбивается из ряда своей сложностью, но дальше не здоупотребляю. Рано показывать свой настоящий уровень. Будем маскировать его, как раньше. Через поднятие общего уровня класса.
— Также, Борис любит волейбол, — многозначительно оглядываюсь на героического Гену, — Очень сильно любит, поэтому иногда играет в волейбол на переменах. Для него самый лучший волейбольный мяч — Гена Макаров. Гена — наш общий с Борисом друг. Мы вместе с Геной помогаем Борису повышать спортивный уровень…
Несколько человек в классе, самые продвинутые в языке, начинают тихонько подвывать. До Гены доходит только, что говорят о нём и Борисе. Во взглядах остальных — острая заинтересованность. В глазах англичанки сначала живейшее одобрение, затем подмешивается подозрение и в конце удивление.
— Кроме Большого Бориса у меня есть другие друзья. Но каждый из них достоин отдельного рассказа, — заканчиваю дозволенные речи.
— Я тебя переведу… — не успев начать, англичанка пытается нарушить только что заключённую Конвенцию. Хорошо, хоть это сказала по-английски.
— Ноу! — Отзываюсь немедленно и даю объяснения, которые мало кто понимает. Потому что увеличиваю темп речи.
— Вы разрушите всю мотивацию. Посмотрите сами, какой жгучий у них интерес! Это ли не мотивация учить английский. Хотите это уничтожить? Своими же руками?
— Хорошо, — так держать, англичанка остаётся в рамках английского, но тут же переходит на русский, и я не протестую. Вопросы регламента имеют высший приоритет.
— Класс! Разрешаю пользоваться диктофонами, чтобы записывать все разговоры на уроке. Чтобы затем дома, в спокойной обстановке, понять, о чём мы говорили.
Теперь можно работать и в этом направлении. Класс стонет, но в конце года заговорит на лондонском наречии вполне бойко. Потому что там, где я, там успех, там победа.
Окончание 10 главы.
Глава 11. Режим спурта
10 ноября, урок физики.
— Поздравляю, Колчин! — Анатолий Иваныч довольно улыбается и делится подробностями.
На каникулах посетил две олимпиады, по физике и математике. Отстрелялся очень неплохо по собственному впечатлению. Ни одна задача меня в тупик не поставила. Не зря железно придерживаюсь режима дня. С утра до обеда голова работает, как швейцарские часы, приближаясь по эффективности к компьютеру.
— Ты чуть-чуть, всего пару баллов не дотянул до второго места…
Слегка кривлюсь, и-э-э-х, не доплюнул всего ничего… хотя, какая разница, если не первое место? Разочарованно хмыкаю.
— Это ты зря, — пеняет мне директор, он же наш учитель физики. — Дебют очень мощный. Белов из 9 «А» первое место занял, но у него огромный опыт. Он с седьмого класса на олимпиадах прописался. И в первый раз он никакого места не занял. У тебя опыта нет. Оставайся после уроков, разберём вместе все задачи. Ты одну неверно решил, и запутался в пятой задаче. После уроков приходи…
И начинает тему урока. Вес тела, невесомость, первая космическая. Знакомо всё. Только гравитационную постоянную надо затвердить. На всё, конечно, есть справочники, только лучший справочник — собственная голова.
— Анатолий Иваныч, а что у меня с математикой? — Возобновляю разговор уже после разбора олимпиадных задач по физике. Полезный разбор, кое-что узнал, и ещё дома обмозгую.
Математика, пожилого Сергея Викторовича, уже спрашивал на уроке. Тот не копенгаген. Не был, не состоял, не участвовал. Сам туда не ходил, и не обязан был, членом проверочной комиссии не являлся. Всю компанию сопровождала вожатая школы, симпатичная и весёлая девица, но в математике ни в зуб ногой, по лицу видно. Она решала задачу намного проще, хоть и педагогическую, сопроводить нас до места и обратно. Организованно и единой командой.
— По математике у меня должно было лучше получиться, — поясняю на вопросительный взгляд.
Это правда. Математика в чём-то проще, там недосказанностей нет, как в физике. К примеру, мало где говорится, но слова «лёгкая нить» означает, что её массой можно пренебречь. О нерастяжимости нити, бывает, и не предупреждают. Редко, когда формулируют прямо: «сопротивлением воздуха пренебречь». В математике всё юридически точно. Если про что-то не говорят, значит, этого нет.
— Не знаю, что сказать, Колчин. Мне сообщили, что призёров в девятом классе у нас нет, а у тебя… — директор сожалеющее разводит руками, — ноль баллов.
— Как такое может быть? — Поражаюсь до глубины души. — Вы сами в это верите? Почти второе место по физике и ноль по математике? То есть, не только ни одну задачу не решил, но даже никаких подвижек не показал? А можно тогда свою работу посмотреть и пусть мне Сергей Викторович объяснит, где и как я ошибся.
— Я позвоню в оргкомитет, узнаю, — директор запоздало проникается подозрением. Действительно, регламент олимпиад таков, что даже за элементы решения дают какие-то баллы.
На этом обещании мы и расстаёмся. Вроде народ ко мне привык, но с такими