— Я уеду. — Олег кинул косуху поверх плаща, стал надвигаться на боярыню, оставшуюся в драгоценном бархатном полукафтане с самоцветами и бархатных же шароварах. — Завтра же. И даже на глаза тебе не попадусь… Больше… Совсем…

— Ну, так уезжай… — попятилась Верея. — Немедля уезжай.

— Немедля и уеду… — совсем тихо прошептал ведун.

— Уез… жай… — Отступать дальше оказалось некуда — женщина уперлась спиной в стену.

Олег сделал еще шаг, коснувшись своей грудью ее, наклонился к губам. Верея зажмурилась, закинула руки ему за шею. Ее губы оказались чуть сладковатыми и пахли свежей сиренью. Ведун впился в них с неожиданной жадностью, он даже не представлял, как соскучился по такой почти невинной вещи, как искренний поцелуй. Он ощутил, как язык женщины чуть коснулся кончика его языка.

Верея чуть отстранилась и прошептала:

— Только не раздевай… Не успеем.

Ведун подхватил ее на руки, отнес на кровать, запустил руку ей под полукафтан, нащупал завязки, дернул кончики веревки. Ладонь жадно скользнула к самому сокровенному достоянию правительницы Колпи. Женщина застонала, не то возмущаясь, не то запрещая останавливаться. Пальцы коснулись горячей влаги.

— Потом… — прошептала она. — Нет… Не здесь. Не сей… сейчас.

Но Олег уже не мог справиться с навалившимся на него желанием. Он сдернул с боярыни шаровары до колен, повернул ее на бок, торопливо приспустил свои меховые штаны и, благо постель находилась как раз на уровне его пояса, прямо стоя проник в лоно женщины. Та очень тихо пискнула, соскребла пальцами укрывающую постель атласную ткань, прикусила губу. Ведун тоже старался не издавать лишних звуков, хотя отдельных стонов сдержать не мог. Комната наполнилась шелестом, поскрипыванием дерева, писком, тяжелым дыханием, словно два мышонка занимались классической борьбой. Толчок, еще толчок — и Олег понял, что взорвался. Волна счастья наполнила его до самой глубины, до кончиков волос, до подушечек пальцев. Дыхание перехватило, и даже сердце замерло, забыв, что нужно стучать без всяких перерывов.

И тут волна схлынула, забрав с собой все силы. Олег отступил, безвольно сел на пол. Верея тоже размякла, как спящая на хозяйской постели кошка. Но через несколько минут перевернулась на спину, спустила ноги на пол. Глубоко вздохнула, поднялась. Натянула шаровары:

— Ты чего валяешься? Вставай скорее! Мы тут уже сколько вдвоем наедине. Что люди подумать могут? Вставай же, вставай… — Пока Олег подтягивал штаны, она добежала до лавки, сгребла косуху, кинула в ведуна: — Я тебе что говорила?! Еще раз попадешься — на цепь посажу!

От громкого голоса Середин вздрогнул, накинул косуху, подобрал и застегнул ремень с саблей — он и не заметил, когда успел скинуть поясной набор.

— Чтобы ноги твоей в моих землях не было! — Боярыня распахнула двери. — Чтобы сегодня же из Гороховца убрался! Уметайся отсюда, бродяга безродный!

Отвечать ей у Олега сил не оставалось, а потому он опустил голову и, словно побитая собачонка, потрусил по коридору к лестнице, сошел вниз и только на улице остановился, несколько раз глубоко вздохнул.

— Ну как, досталось на орехи? — сочувственно поинтересовался воин, занявший пост у двери с рогатиной в руке. — Боярыня у нас строгая, не забалуешь.

— А я-то тут причем? — Запахнул косуху Олег. — Я вроде тутошний, не ваш.

— Это пока. Глядишь, в этот раз Верея Руслана-то пообломает, присягнет он ей с городком вместе.

— А разве уже ломала?

— Откуда ты такой взялся? — изумленно повернулся к нему ратник. — Ужель не слыхал, коли тутошний.

— С Печоры я приехал, — пожал плечами Олег. — Давно здесь не был.

— А-а, — кивнул воин, похлопывая по плечам тулупа, чтобы снег свалился. — Тоды ясно. Они аккурат по лету вроде сошлись. Мыслили все, к свадьбе дело, да боярыня поссорилась отчего-то. Ну, а как Покров случился, по первому снегу нечисть эта земляная появилась. Боярыня людей собрала, выручать примчалась. Выручила. Да заместо женихания — возьми да и спроси с Руслана меч на послушание целовать. Тот отказался, откупился серебром за помощь, за хлопоты. Верея обиделась, возвернула нас к Курлевкам. Тама тоже нечисть бродила, но боярыня вывела всю, как Святомысл руку ее признал. А здесь, сам видишь, опять подмогать пришлось. Присягнет Верее Руслан, обломает она его. Серебром уж не отделается. Окромя ее от нечисти этой лесной на Руси защиты нет.

— Этак она и Суздаль под себя подгребет… — задумчиво кивнул Олег.

— Не сумневайся, усе подгребет. Станем все в десятниках, а то и в сотниках над суздальцами да рязанцами ходить, сметаной одной укушиваться, бархат да атлас носить.

— Верея… — задумчиво произнес Олег, словно пробуя напевное имя на вкус. Потом решительно тряхнул головой: нет, не может она быть тайным колдуном. Крест! Крест на любую нехристианскую магию реагирует — а рядом с боярыней он оставался холодным.

— Ты прежде шелка кольчугу себе хорошую справь, — хлопнул он ратника по плечу, — да еще с куяком для надежности. А я, пожалуй, пойду, покуда опять Верее на глаза не попался.

— Боишься? — расплылся в довольной улыбке ратник. — Бойтесь, бойтесь. Знатная у нас хозяйка.

Ведун, застегивая на ходу косуху, направился к воротам — и едва не столкнулся в очередной раз с безволосым волхвом.

— И здесь ты, заморский колдун… — злобно прошипел старик, откидывая капюшон.

— Заречный, — походя отмахнулся Олег. — Морей между нами нет. Рад был познакомиться…

Останавливаться он не стал. Говорить тут больше было не с кем и не о чем. С приходом ратных сотен из Колпи нежить волшебным образом рассосалась — вон, и ворота в городской стене не заперты. А коли так — пора собираться и ехать дальше в надежде поймать арийского колдуна где-то в другом месте. Тем паче, что и Верея просила не показываться знакомым людям вблизи ее земель. Почему не выручить хорошую женщину?

Войдя во двор, ставший за пару дней почти родным, Олег потрепал по плечу Заряну, развешивающую вдоль амбара белье:

— Ну, прощай красавица. Удачи тебе во всем. А мне пора.

— Как пора? Куда? — Девица кинула кадку с портками и рубахами, побежала вслед за Олегом к дому. — Зачем?

— Жизнь моя такая, — улыбнулся ей, не останавливаясь, ведун. — Не положено на одном месте сидеть. Доглядывать за землей Русской на роду написано. Где плохо — помогать, где хорошо — не мешать жизни спокойной. У вас в Гороховце осада снята, пусть и без моей помощи. Стало быть, делать мне здесь больше нечего. Все, отгостевался.

Он прошел в свою светелку и принялся собирать в котомку немногочисленные вещи: сверток с пайцзой, разложенную проветриться сменную рубаху и с осени ненадеванные джинсы.

— Сейчас-то зачем срываться, желанный мой? Зимний день короткий, никуда доехать не успеем. Куда вернее с утра тронуться.

— Успеем? — Множественное число глагола резануло ухо.