это их родина. Они жили бок обок с чеченцами, и браки были смешанными. Были люди просто «жителями», «населением», но не всем аборигенам это нравилось, и они пытались вытеснить незваных соседей со своей земли. А куда деваться американцам, обратно в Европу? Не надо путать «кислое с пресным», Северокавказские народы показали, что они способны иметь свою государственность, только зачем она им нужна? А ирокезам она зачем? А нам зачем? И вообще, кому нужна государственность? Правителям? Любому Стаду нужно самоуправление, а, следовательно, и вожак.

В 46-м году я зашел к Макару Семеновичу в гостиницу в Грозном и увидел группу вооруженных личным оружием чеченцев. Они вышли из леса и сдались на условии, что их до места высылки семей не будут разлучать и сохранят оружие.

Плененного Шамиля в XIX веке вывезли с Кавказа и поселили в России, дав возможность совершить Хадж.

Как изменилось с тех пор понятие о честном слове, о благородстве. В мае 2004 года «Новая газета» опубликовала статью о пытках и убийствах добровольно сдавшихся и амнистированных чеченцев. Я думаю, требуя от них выдать, где находится президент Чечни, о чем они, вероятно, и не знали. Конечно, не все чеченцы святые, нашелся, всё же, среди них предатель, выдавший Президента Масхадова.

А, может, не предатель, а чеченский патриот, внедрившийся в ряды сопротивления, который был убежден, что сопротивление бессмысленно, пагубно для своего народа, и надо покориться? Кем проявятся теперешние руководители Чечни – квислингами или хаджи-муратами? А может, мудрым правителем, который за демонстрацию любви к правителю России, обложил Россию богатой данью

После высылки чеченцев некоторые местные хозяйственники решили, что вопрос решен окончательно и использовали чеченские надгробья – каменные плиты с изречениями из Корана, для настила полов в свинарниках. Во-первых, для чеченца могила священна, а, во-вторых, свинья – это поганейшее животное, так что большего оскорбления для ныне вернувшихся из ссылки чеченцев, которые кости, умерших в ссылке, привезли, чтобы захоронить в своей Чечне, – придумать было трудно. И среди чеченцев нашлись лидеры, готовые воспользоваться этой ситуацией во вред и чеченскому, и русскому народам. Как говорил один из лидеров Чечни – Ахмат Кадыров, бывший в «первой» чеченской войне активным бойцом вооруженной борьбы против колонизаторов: к независимости надо идти другим путем. (В моем представлении этот путь возможен только после демократизации России, а пока, фактической независимости, при полном отсутствии государственной, добился его сын.)

После Сталинской депортации, а затем возвращения, искреннее примирение чеченцев с вхождением в состав России уже невозможно. 40 лет после их возвращения мечется русское правительство в попытке найти решение этой проблемы.

В Дагестанском краеведческом музее есть большая картина – то ли «Осада», то ли «Защита» Гуниба – это дагестанский аул, где Шамиль принял последний бой. А в Грозненском краеведческом музее хранится бюст Ермолова – завоевателя Чечни. Так вот, в зависимости от взглядов московских правителей, эта картина то выставлялась в зале, то пряталась в запасник; и бюст Ермолова то извлекался из запасника и ставился на постамент на месте землянки генерала в крепости Грозная, то выставлялся в музее, то опять прятался в запаснике.

А окидываешь взглядом историю, и видишь, что всё, все для своего времени правильно делали.

Правители православной Грузии и Армении правильно решили, что защиту от мусульманской Персии и Турции надо искать в православной России. Но между Грузией и Россией оставалась земля, на которой жили чеченцы, занимающиеся грабежом на дороге между Грузией и Россией.

Царь правильно решил, что эту землю надо завоевать, а чеченцев покорить. Завершая военное покорение, он боевых местных руководителей зачислил в офицерский корпус России, надеясь сделать их своими союзниками в покорении народа, но были для народа и другие авторитеты.

После революции революционеры правильно решили, что, исходя из принципов гуманизма, все народы имеют право на самоуправление, и в надежде сделать нашим союзником сам народ, образовали Чеченскую республику.

Во время войны Сталин правильно решил, что сломить сопротивление местных экстремистов можно только ликвидировав саму Чечню.

После смерти Сталина, Хрущев правильно решил, что Сталин поступил негуманно, и восстановил Чеченскую республику.

Когда Ельцин развалил Империю, чеченские руководители правильно решили, что Чечня имеет не меньше прав на самостоятельность, чем Эстония, Латвия, Литва, Грузия, Армения и все другие народы бывшей Империи, и провозгласили независимость. Ельцин, захватывая власть, осознавал, что он совершает преступление, явочным порядком разваливая Империю, и, чтобы искупить вину, начал новое завоевание и покорение чеченского народа. Все правильно, только «паны дерутся, а у хлопцев чубы трещат» и кровь льется – вот это не правильно.

Рассказы тети Люси и тети Яни

Итак, 23.02.44-го мы прибыли в совхоз Аксай Хасавюртовского района Дагестана. На фотографии та часть дома, где была квартира директора совхоза. Обычное строение, где жил «хозяин» руководивший работами на тысячах гектаров. Удивительно, что предыдущий директор не разбил рядом с домом сад. А может быть, и не удивительно, тогда надо было бы всем разрешить разбивать сады, потому что директор совхоза не имел права, как помещик старой России построить себе дворец и разбить парк у дворца, когда рабочие живут в бараках. Какой уж тут сад разобьёшь под одним окном.

И вот мы дома!

Впервые за три года настоящий обед. Борщ, жареная курица, лишенная головы по случаю нашего приезда, и по рюмке, в том числе и нам с Валиком, местного виноградного вина.

И начались рассказы.

При приближении фронта к Алпатову, Макар Семенович получил распоряжение увести из совхоза скот. Когда грузили тетю Люсю с тремя детьми, Толику было 8 лет, Геночке 5 лет, а Павлику всего год, Макар Семенович услышал из толпы возмущенные крики, что вот своих грузит, а остальных под немца оставляют. Очень разная судьба могла ожидать оставшихся в оккупации рядовых совхозников и оставшуюся в оккупации семью коммуниста, директора совхоза. Дядя Марк понимал это, но люди в страхе перед врагом, ни с чем не хотели считаться: погибать – так вместе, в куче не так жутко, и перекрыли дорогу. Молча, скинул Макар Семенович все свои вещи, и тетя Люся осталась с детьми в совхозе. На совхозе фронт и остановился, так что тетя Люся оказалась на нейтральной полосе. С нашей стороны через них били наши «Катюши», а со стороны немцев били «Ванюши» – так немцы, в противопоставление нашим катюшам, называли свои восьми ствольные минометы. Жители из домов перебрались в землянки. То наши, то немцы пытаются делать вылазки на нейтральную территорию. В одну из таких вылазок немецкий танк шел прямо на землянку тети Люси. Из землянки выскочил Генка – белокурый, чуть-чуть курчавый пятилетний ангелочек – и танк остановился. Остановился, отошел и прошел мимо. Немцы предположили, что землянки могут быть солдатские, и для проверки пустили танк. В ужасе из землянок выскакивали дети и землянки остались. Немцы, узнав от ненавистника, кто такая тетя Люся, ее забрали в предположении, что ее муж – коммунист партизанит. Сидящий вместе с ней под стражей какой-то старик всю ночь бубнил, что их утром расстреляют.

Утром тетя Люся в доказательство того, что ее муж не партизанит, показала письмо от Макара Семеновича из-под Махачкалы о том, что скот он благополучно пригнал в Дагестан. Помогло так же свидетельство работника совхоза, которого немцы назначили старостой, что Бич действительно погнал стадо из совхоза, а не прячется в лесу. И немецкий офицер отпустили мать к совсем маленьким детям. Тетя Люся рассказывала, что этот староста многим помог, за что потом подвергся жестокой каре с нашей стороны. Мирные отношения между местными жителями и немцами считались пособничеством немцам.

Отряд, в который входила Зоя Космодемьянская, был послан за линию фронта, чтобы микро-диверсиями (поджог конюшни) заставить немцев проявить жестокость по отношению к жителям, в надежде, что это вызовет активизацию партизанской войны.

Недавно я услышал рассказ жительницы оккупированной немцами Бельгии.

Немцы в Бельгии чувствовали себя вполне комфортно, как будто никакой