свое время писал Мате Хари в Берлин, что не может навестить ее, тоже был приглашен в качестве свидетеля защиты.

Мессими за это время стал генералом. Он не приехал на суд. Его жена написала подполковнику Сомпру письмо, где объясняла, что ее муж в данный момент так сильно страдает от ревматизма, что не может даже выйти из своей комнаты. Кроме того, писала она, все это дело, возможно, основывается на какой-то ошибке, потому что ее муж без сомнений никогда не был знаком с упомянутой персоной.

Согласно Бушардону, зачитывание письма жены Мессими было единственным веселым моментом на заседании. Мата Хари громко засмеялась, и ее смех был заразительным. Она крикнула: «Да уж, хорош! Он никогда меня не знал! Вот так бесстыдство!»

Точно так, как в Мадриде было два «фон К.», так и во французском кабинете министров в 1914 году было два «М-и»: министр внутренних дел месье Леон Мальви и военный министр Адольф-Пьер Мессими. В марте 1926 года, когда одна газета упрекнула Мессими, что он был в очень близких отношениях с Матой Хари, он объяснял: «Еще четырнадцать лет назад эта женщина всеми доступными ей средствами и всеми силами ее искусства соблазна пыталась сделать меня своим любовником». Все это неправда, утверждал Мессими. Он написал Мате Хари якобы только для того, чтобы ей отказать. Так как компрометирующее письмо на официальном бланке министерства было подписано лишь «М-и», уже тогда с Мессими спутали его коллегу. В 1917 году Жорж Клемансо обвинил Мальви в государственной измене и на пять лет сослал в Испанию. По возвращении он был реабилитирован. Правда о «М-и — Мессими» за это время уже вышла на свет. В 1926 году Мальви опять стал министром внутренних дел. Но когда в парламенте его снова обвинили в том, что он был любовником Маты Хари, Мальви без сил упал на пол.

Вызывались и другие свидетели: маникюрщица, прорицательница, Анри де Маргери. Никто из них не сказал ничего, что могло бы существенно подкрепить аргументы — ни защиты, ни обвинения. В конце первого дня процесса дело против Маты Хари по-прежнему основывалось на одном-единственном аргументе — материалах из досье капитана Бушардона.

24 июля 1917 года, в семь часов вечера, в то время, когда немцы бомбили Нанси, «не причинив больших потерь», а союзники отбили у немцев позицию «Калифорния» в районе Шмен-де-Дам, председатель объявил, что «так как члены суда и обвиняемая нуждаются в отдыхе, согласно статье 129, параграф 1 военного кодекса» объявляется перерыв в заседании, продолжение которого назначается на следующее утро, 25 июля 1917 года, 9.00, и попросил членов военного суда прибыть на заседание к этому времени. Потом он приказал охране увести подсудимую, которую вернули в тюрьму.

Во второй раз за этот день Мата Хари прошла путь из зала суда к «Консьержери» — вниз по винтовой лестнице, через четыре этажа, затем по тоннелю и через дворы в тюрьму, где камеры разделялись на два этажа железными каркасами от кроватей.

Когда члены суда в этот вечер шли домой, они выносили с заседания только свои личные впечатления о ней — впечатления о женщине, которая в Париже начала века жила в роскоши и имела бесчисленных любовников. Единственным другим их впечатлением было впечатление об ее виновности, основанное на накоплении обвинений.

Глава 25

Следующее утро принесло повторение процедуры дня предыдущего. Присяжные в половине девятого заняли свои места. Перед подполковником Сомпру снова высилась гора сборников законов. Мату Хари в сопровождении мэтра Клюне ввели в зал суда. Публике, как и вчера, пришлось покинуть зал. Теперь все происходило очень быстро. Подполковник Сомпру поручил секретарю зачитать показания тех свидетелей, которые не смогли приехать лично. Среди них были и показания Вадима Маслова. Он заявлял, что связь с Матой Хари мало значила для его сердца. Он тоже был осторожен и очень боялся. Затем Мату Хари и мэтра Клюне спросили, хотят ли они что-то сказать по этому поводу.

Обвинитель, лейтенант Морне, взял слово. Он красноречиво описал зловредное поведение Маты Хари и потребовал, чтобы «обвиняемая Зелле была признана виновной по всем предъявленным ей пунктам обвинения». Мату Хари и ее адвоката снова спросили, желают ли они по этому вопросу высказаться. Им было мало что сказать. Они могли лишь подтвердить их предыдущие высказывания. Мата Хари продолжала настаивать на своей невиновности.

В своей большой, эмоциональной, но малоубедительной речи, занявшей большую часть послеобеденного заседания, мэтр Клюне доказывал невиновность своей подзащитной. Многочисленные слова, сказанные на этом втором дне процесса, почти не имели значения. Это были почти исключительно слова, которые требовал закон: должны быть заслушаны показания свидетелей, должны состояться подведение итогов и объяснение законодательных тонкостей, должно быть выступление адвоката. Всего этого требовали параграфы в трех сборниках законов, лежащих на столе председателя суда.

За время всех долгих речей атмосфера в этих четырех высоких стенах стала невыносимо душной. В тот день столбик термометра достиг 28 градусов. И гроза, которая должна была бы хоть немного охладить воздух, принесла очень слабый дождь. Такой слабый, что смог лишь чуть-чуть намочить булыжники на парижских мостовых.

Председатель Сомпру объявил заседание закрытым. Он приказал вывести обвиняемую из зала суда и поместить в комнату для заключенных на этом же этаже на время совещания присяжных.

Семи мужчинам не понадобилось много времени. Из судебного протокола нельзя узнать, как долго длилось совещание. Эмиль Массар вспоминал, что оно заняло в общей сложности сорок пять минут, пока они проголосовали по каждому из восьми пунктов и приняли решение о приговоре. Другие называют полчаса и даже десять минут. Но даже если признать правоту Массара и взять самое долгое время, то в среднем на каждый пункт выпадало лишь пять минут.

Голосование проходило от низшего звания к высшему. Подполковник Сомпру всегда высказывался последним. Что касается пребывания Маты Хари в определенных местах в определенное время, все судьи были единого мнения.

Но если внимательно рассмотреть голосование по каждому из пунктов в отдельности, то можно заметить примечательное повторение отрицательных ответов одного из присяжных, которому хватило мужества три раза сказать «нет». Он положительно ответил на вопросы о пребывании подсудимой в указанных местах в названное время. Он согласился и с тем, что она в этих местах разговаривала с немцами и «поддерживала связи с врагом» или «пыталась получить документы и сведения». Но когда его спросили, передавала ли она эти сведения кому-то, он категорически ответил: «Нет». Для остальных шести членов жюри было одно и то же —