окружении внуков, как бы пафосно это ни звучало. Тебе же будет проще. Займешься спокойно ребенком.

Он не стал добавлять, что хотя бы бабушку ты не сдашь в приют, как сдала собаку, и не убьешь ее, чтобы самой не мучиться. Сдержался, хотя слова вертелись на языке.

– Тогда я пошла собираться. Бабушкины вещи тоже соберу. – Юлька не радовалась. Она подводила итог семейному собранию. Коротко и жестко. Так, как делал ее отец на совещаниях. Тогда, в тот вечер, он понял, насколько дочь похожа на него. Будто клонированная. Его жесты, интонации, даже поза его – Юлька все это время стояла, держась за стул обеими руками. Так же, как он. Не садился, а словно нависал над столом, за которым сидели остальные.

– Антону нужно учиться! – воскликнула Анна.

– Да, он будет учиться, – отрезал Георгий. – За это можешь не волноваться.

Все сборы, отъезд Анна помнила плохо. Будто находилась в дурном сне. Юлька говорила бабушке, куда они поедут, что они будут делать, и та ее слушалась беспрекословно. Если Анна подходила и пыталась накормить мать манной кашей или супом, та капризничала, отодвигала тарелку, говорила, что невкусно. Заходила Юлька и командовала – бабушка должна съесть кашу, и та покорно брала тарелку в руки.

Анна проснулась в полной тишине. Никаких звуков. Она даже сначала не поняла, где находится. Положила руки на живот, чтобы удостовериться – не в больнице, не после наркоза. Ничего не случилось. Живот на месте. Но в доме стояла оглушающая тишина. Анна вспомнила: вчера все уехали – и мать, и дочь, и бывший муж. Оставили ее одну с еще не рожденным ребенком, со сбежавшим от ответственности любовником. Она пошла на кухню – там лежал конверт с запиской: «Это на роды и вещи для ребенка». Ей стало плохо. Георгий и об этом подумал – оставил деньги, написал, на что именно нужно их потратить. Анна не была ему благодарна. Нисколечки. Как всегда, в своем репертуаре – все подсчитано, целевое расходование средств определено.

Она не хотела сказать бывшему мужу «спасибо» за заботу о матери, за то, что забрал Юльку. Лишь злилась на него, потому что он опять управлял ее жизнью. Решил все возникшие проблемы и оставил с нынешними и будущими: Толик, его ребенок, роды. Кто вызовет скорую, если она начнет рожать? Соседи? Точно нет. Все знали, что Толик не хотел этого ребенка, Ленка ходила по деревне с лицом святой мученицы. Анну все считали разлучницей, разрушающей семью. Ну и шалавой, естественно. В спину, конечно, не плевали, но шушукались. И рады ей не были. Особенно после того, как появился Георгий и забрал детей и бывшую тещу. Его все соседки считали святым и не понимали, как дура Анька могла променять такого мужа на дебила Толика, который, конечно, тоже хорош, но что с него взять – всегда гульной был, как любой мужик. Ленка тоже выходила хорошей – терпела, семью сохраняла. Легко ведь, как Анька, хвостом махнуть и все разрушить, а вот попробуй сохрани. Но чего точно не понимали женщины – как Анька могла отдать детей. Так и говорили – именно «отдать». Понятно, что новый родится, а старые, получается, уже не нужны? И сердце не дрогнуло? И ладно бы нуждалась или голодала. Так нет же – живи, шикуй. Ходили слухи, что алименты Георгий платит щедрые. И какого рожна еще не хватало? Толика? Так всем известно, что Анька ему нужна, только чтобы деньги с нее тянуть. Он не скрывал, бахвалился. Мол, бабы ему за секс платят, а не он им. Гордился этим. Дура, одним словом. Жизнь свою просрала, детей просрала. И вот результат – одна, беременная. Лучше бы аборт сделала по-тихому, честное слово. А если считает, что Толик к ней после родов прибежит, так зря надеется. Он и к жене родной не бежал в роддом, в запой уходил на неделю, забывая Ленку встретить. Да и отец он, откровенно говоря, так себе. Не любил даже родных, не то что приблудных. Раздражали его дети. Мог и подзатыльник отвесить, и поджопник дать как нечего делать. А чтоб Ленке помочь – отродясь такого не было. С чего он вдруг станет к Анькиному приплоду иначе относиться? Еще небось и сомневается – от него или не от него? Так, чтобы ответственность снять. Не то что Георгий – вон он как с детьми. Видно, что любит, беспокоится. Тут же прибежал, стоило Юльке позвать на помощь. Любую просьбу выполнял. Еще и денег на чужого ребенка оставил. Откуда все знали? Так соседка тетя Надя во дворе была, когда Георгий увозил детей и тещу.

– Ох, как же Аня тут одна? У нее ж ни копья за душой! Как ребенка-то прокормить? – неискренне запричитала соседка.

– Я ей оставил, потом еще пришлю, – ответил Георгий, и тетя Надя аж присела от зависти и восторга. Бывают же такие мужики. Какой благородный. И тут же разнесла новость по всем соседкам. Те позавидовали и дружно начали Аньку ненавидеть. Если до этого собирались передать вещи кое-какие, оставшиеся от выросших детей, то теперь решили не передавать. Пригодятся тем, кому нужнее. Да и кто поблагодарнее Аньки будет. От нее-то «спасибо» не дождешься.

Обсудив тему детей, соседи перешли к другой – как Анька могла от матери отказаться? Должна ведь была заботиться, выхаживать, а не в больницу сдать и отделаться. А как иначе? Мать ведь родная. Ну и что, что с деменцией? Половина стариков с деменцией. Не помнят, как до туалета дойти. Их, получается, тоже нужно подальше отправить? Пусть чужие люди заботятся, а родная дочь на что? Мать ей все дала, а в ответ что получила? Ну и что, что не узнаёт. Так и мужики с бодуна не то что жену не узнают – себя вспомнить не могут. Амнезия такая, хоть скалкой по голове бей. Ничего не помнят – ни с кем бухали, ни куда деньги дели.

Анна

Как Анна отреагировала на новость о болезни матери? Она плохо помнила. Слова будто гулким фоном текли, она не вслушивалась. Поняла только, что ничего сделать нельзя, с каждым днем будет становиться хуже. Наверное, эгоизм свойствен беременным женщинам – они думают сначала о себе, о ребенке в животе, а посторонние беды, пусть даже они приключились с родными людьми, становятся не такими острыми, что ли. Ну случилось и случилось. Аня переживала, кто будет сидеть с ребенком. Она ведь не