Насколько Геринг был тщеславным человеком, настолько и безответственным. Офицеры штаба группы армий "Висла" отмечали, что мерцающие глаза и меховая подкладка на специально украшенной униформе делали его похожим скорее на "рыночную торговку", чем на маршала "третьего рейха"[386]. Собираясь инспектировать какую-нибудь часть, он обязательно прикреплял к форме золотые эполеты и надевал все свои многочисленные награды. Вернувшись домой, рейхсмаршал долгое время проводил за составлением депеш фронтовым командующим, жалуясь в них на то, что его не приветствовали должным образом.

Во время одного из совещаний в Хасслебене Геринг стал утверждать, что дислоцированные на Одере две его парашютные дивизии состоят не иначе как из "сверхчеловеков". "Вы должны бросить эти дивизии в наступление, — объявил он, — и тогда вы можете послать всю русскую армию к дьяволу". Геринг не брал в расчет тот факт, что основу упомянутых им соединений составляют вовсе не десантники, а наземный персонал люфтваффе, оказавшийся в сухопутных войсках. Естественно, они не имели никакого опыта боевых действий на фронте. А его любимой 9-й парашютной дивизии предстояло находиться на острие атаки.

Геринг и Дёниц предлагали послать дополнительно на фронт тридцать тысяч человек, служивших на авиационных и военно-морских базах. Тот факт, что этот персонал не имел практически никакого боевого опыта, их нисколько не беспокоил. Командиром морской дивизии был назначен адмирал, а к ее штабу прикомандировали только одного армейского офицера, которому предстояло давать советы по вопросам тактики и ведения штабного делопроизводства. Не желая быть обойденными в соревновании с другими войсками, командование СС также взялось за формирование новых частей из контингента, ранее служившего при различных штабах. Были сформированы несколько полицейских батальонов и целая эсэсовская бригада. Ей дали странноватое название "Тысяча и одна ночь". Впрочем, под конец войны части СС стали именоваться самым экзотическим образом. Так, подразделению истребителей танков в этой бригаде присвоили имя "Сулейка", а разведывательному батальону — "Гарем".

2 апреля из специального поезда Гиммлера поступило предложение набрать на фронт еще четыре тысячи человек дополнительно к тем двадцати пяти тысячам, которые предстояло мобилизовать из почтовой службы "третьего рейха". Нацистские лидеры явно старались выполнить план по призыву на службу восьмисот тысяч человек[387]. В штабе армии группы "Висла" стали опасаться: если для всех этих людей не хватит оружия, то их пребывание на фронте будет более чем бесполезно. Но нацистское руководство оказалось вполне готово к такому повороту событий. Оно собиралось снабдить новобранцев небольшим запасом фаустпатронов, а также раздать каждому по гранате, чтобы солдат мог подорвать себя вместе с несколькими военнослужащими противника. "Это приказ об организации массового убиения людей, — писал полковник Айсман, — ни больше ни меньше"[388].

Тем временем представителей нацистской партии не оставляла идея о создании корпуса "Адольф Гитлер", Борман обсуждал этот вопрос с доктором Кальтенбруннером[389]. Надо отметить, что нацистские лидеры очень щепетильно относились к своим научным званиям и гордились познаниями в области истории. Доктор Геббельс не упускал возможности в пропагандистских выступлениях упомянуть исторический пример, повествующий о том, как фортуна вновь возвращалась к какому-нибудь полковнику после долгой череды военных неудач. Фигуры Фридриха Великого и Блюхера были уже сильно поношены, поэтому Кальтенбруннер рекомендовал министру пропаганды использовать в своих речах личность персидского царя Дария[390].

Обещания, которыми нацистское руководство регулярно снабжало командование группы армий "Висла", были практически невыполнимыми. Численность личного состава боевых частей оставляла желать лучшего. Количество танков в так называемой 3-й танковой армии генерала фон Мантейфеля, державшей фронт на Одере к северу от 9-й армии, едва ли соответствовало штату полнокровной танковой дивизии. Сами дивизии, входившие в состав объединения, по своему составу больше напоминали батальоны. В не лучшем положении находились и части самой 9-й армии. В ней существовала даже рота штурмовых орудий, одетая в форму немецких подводников.

Этот сектор германской обороны на Одере был почти полностью укомплектован военнослужащими учебных подразделений. Их послали на фронт, снабдив лишь небольшим пайком, состоящим из порции хлеба, сухой колбасы и табака. Полевые кухни располагались, как правило, в деревнях, в тылу боевых позиций. Люди проходили мимо них и направлялись дальше — рыть окопы и укрепления. Один из этих "товарищей по несчастью"[391]писал, что всю эту массу людей назвать боевыми частями было невозможно. Никто, даже их офицеры, не знали, каковы их прямые обязанности и для чего их сюда направляют. Они просто рыли землю и ждали. В их сознании рождались мрачные шутки. Пленный немец повторил одну из них в советском штабе: "Жизнь, она как детская рубашка — короткая и грязная"[392].

Видавшие виды немецкие солдаты хорошо понимали, что только шутка может повысить настроение и создать чувство комфорта в "уютных" землянках[393]. Как правило, их рыли на двух — или трехметровую глубину, перекладывали сверху деревом и засыпали дополнительно метровым слоем земли. "Моя конура была действительно уютной, — писал один из военнослужащих. — Я сделал из нее маленькую комнату с деревянным столом и табуреткой". Матрасы и одеяла солдаты воровали в соседней деревне, и это придавало жилищу "дополнительный комфорт".

Поскольку огонь или дым мог привлечь внимание снайперов противника, немецкие солдаты вскоре перестали греть воду и соответственно мыться и бриться. К концу марта рацион питания стал еще хуже. В основном в течение дня военнослужащие получали полбуханки ржаного хлеба, твердую, как скала, булку, тушеное мясо или суп, которые доставлялись на передовую только по ночам. Все полевые кухни находились в тылу. Были счастливые дни, когда солдаты получали по четвертинке шнапса. И только в очень редких случаях им раздавали так называемый "Frontkampferpackchen" — небольшой пакет для военнослужащих, находящихся на передовых позициях, в котором находились какое-нибудь пирожное, сладости и шоколад. Однако самой большой проблемой для солдат был недостаток чистой питьевой воды. В результате этого многие из них стали страдать дизентерией. Все окопы теперь напоминали отхожие места.

Лица молодых солдат исхудали и осунулись от усталости и напряжения. Хорошая погода была плохой приметой. В любую минуту могли налететь советские штурмовики и обрушить смертоносный груз на головы обороняющихся. Ежедневные "концерты" исполняли артиллерия и минометы противника. По ночам немецких военнослужащих будил беспокоящий огонь советских орудий и пулеметов. Время от времени артиллеристы Красной Армии начинали пристреливаться к тому или иному зданию, полагая, что в нем может находиться вражеский командный пункт. После пристрелки дом поджигался снарядами, начиненными фосфорсодержащими веществами. Но самым тяжелым испытанием для необстрелянных солдат являлись ночные караулы. Абсолютно все боялись быть захваченными в плен советскими разведчиками в качестве "языка".