– Наверное, это те самые гебридские пятнистые орхидеи, – говорит она. – Ты посмотри, какие листья. Жалко, Чарли не видит, он был бы в восторге.

Листья у розовых цветов зеленые с черными мазками, которые Создатель набросал как будто впопыхах. Орхидеи тут повсюду. А среди них – вездесущие белые пятнышки пушицы, из-за которых местность выглядит так, словно ее постирали, забыв в одном из карманов бумажную салфетку.

– Куда теперь? – спрашивает Скай.

– Если я не ошибаюсь, спускаемся к берегу и сразу направо.

– Отлично.

– Да.

– У меня есть страшное предчувствие, что это займет не один час.

– У меня тоже.

– Как твои ноги?

Скай обута в резиновые сапоги, одолженные у дочери хозяина гостиницы. У Флёр на ногах – кроссовки на выпуклой подошве.

– Нормально. А твои?

– Тоже. Пока.

Прежде чем увидеть деревню, они угадывают ее по запаху. Торфяные пожары пахнут, как тысяча порций “Лафройга”, разлитых в воздухе. Скай стерла ноги в кровь. У Флёр онемели икры и задница. Здешние домики построены из стесанного камня и соломы и вросли в землю. Из труб тянется дымок. На пороге одного из домов появляется женщина в разноцветном комбинезоне и закуривает сигарету. Вслед за ней выходит лысый мужчина с символом инь-ян, вытатуированным на затылке. Флёр вглядывается в номер на двери. Пять. Это здесь.

– Я думала, Ина живет одна, – говорит Флёр.

– Может, это туристы, – предполагает Скай.

– Тогда почему они у нее в доме?

– Здравствуйте! – говорит Ина, заметив их. – Ретрит вот-вот начнется, поторопитесь!

– Ретрит?

– Ну, вообще-то вы на три часа опоздали. Но ничего. Мы для вас быстренько повторим начало.

– Но…

Ина понижает голос:

– Будет здорово, если вы к нам присоединитесь, а то народу не хватает. Хотя бы на сегодня. А поговорим завтра. Хотя нет, завтра мы идем к Сильвии. Тогда завтра вечером.

– Мои ноги, – хнычет Скай. – Мне нужно поскорее куда-нибудь сесть.

– Отлично, – говорит Ина. – Налью в чайник побольше воды.

Они летят на самолете.

Джеймс вообще-то хотел поплыть на кораблике. Говорил, что так будет аутентичнее. Но самолетом показалось намного проще: из Рамсгейта до Сан-Панкраса, оттуда по кольцевой до Паддингтона, дальше экспрессом в Хитроу, терминал 5, рейс “Бритиш Эйрлайнс” в Глазго, потом еще один – компанией “Флайби” на остров Айла, название которого пишется вообще-то не “Айла”, а “Ислей”, а дальше паромом – на Джуру. И все – ради того чтобы увидеть древний домишко, который вроде как все унаследовали, но до которого никому нет дела. Чарли подъедет позже. И Флёр, может, тоже заглянет. Конечно, Джеймс стенал из-за растраты авиационного топлива, но сколько там нужно топлива, чтобы перенести через пару островов и горных вершин самолетик на тридцать шесть мест? – уж наверняка это дешевле, чем ехать на машине из Кента в далекую Шотландию. Не говоря уже об изощреннейшей психологической пытке, которой подвергается каждый, кому требуется преодолеть расстояние больше пяти миль в одной машине с Холли и Эшем. И Джеймс, милейший, невиннейший Джеймс, не преминул попричитать из-за убожества аэропорта в Глазго, где так неприлично мало магазинов, баров, ну и вообще всего того, за что Бриония любит аэропорты – даже небольшие, где особенно не разгуляешься. Все эти чистенькие, очаровательные одноразовые вещи расставлены на прилавках тут, за пределами реальной жизни, в пространстве, в котором, чего уж там, все готовятся к смерти, а значит, можно позволить себе, что угодно. Только вот Джеймс никому не разрешает есть этот прекрасный, сверкающий хлам: он приготовил дома бутерброды. Чтобы взять с собой в самолет, ха-ха! Ну ладно, Брионии было искренне жаль его, когда на досмотре у них изъяли пакеты органического яблочного сока, которые Джеймс с такой любовью припас для всех, но от жалости не осталось и следа, когда секунду спустя он уже возмущался на весь зал вылета: “По-вашему, мы похожи на людей, которые собираются взорвать самолет пакетиками органического яблочного сока?” – словно ему первому пришла в голову эта шутка. Бриония объяснила ему, что, как бы много народу втайне не полагало, что в аэропортах следует обыскивать исключительно людей со смуглой кожей и с бородой, такой порядок был бы, мягко говоря, не очень справедливым, и равенство во всем мире невозможно, если с Джеймсом станут обращаться иначе, чем с остальными, и тогда ОН обвинил ЕЕ в расизме!

Ну и ладно.

Бриония ухитряется тайком затолкать в сумочку три маленьких бутылочки красного вина (они продаются в “Старбаксе” сразу за пунктом досмотра), да К ТОМУ ЖЕ усесться в самолете рядом с сонным Эшем, а не с любопытной Холли, и ПЛЮС К ЭТОМУ очутиться позади Джеймса, а не впереди его кресла. Зачет! – как говорят дети.

Они приземляются на Айле – и сверху это похоже на иллюстрацию из книжки про идеальные острова. Просторные пляжи с желтым песком, горы, трава. Заблудиться на Айле невозможно: здесь всего две дороги. А на Джуре ориентироваться, наверное, еще проще, поскольку там дорога, похоже, и вовсе одна. Ярко светит солнце. Все вокруг мерцает и искрится. Джеймс ведет взятую напрокат машину мимо старых заборов, домов и деревьев. Перевалив через вершину холма, они видят вдали Папс-оф-Джура. Папс – это, видимо, груди. Причем такие, для которых понадобился бы самый большой размер бюстгальтера. Бриония вдруг понимает, что, если бы не диссертация, ее жизнь была бы идеальной. Ну, и если бы Джеймс не был такой жопой. Нет, жопа – это для него не подходит, слишком уж мягкое и земное сравнение, да к тому же с едким запахом. Жопа – это, скорее, Олли. А Чарли, ясное дело, хрен. Джеймс же в самые дурные свои моменты больше всего напоминает локоть. Или, например, ноздрю, или ушное отверстие. А может, сливное отверстие. ЧТО ЗА ХРЕНЬ? Мысли у Брионии путаются, как будто бы бар закрывается, и им всем пора идти домой, но они никак не могут вспомнить, где живут… Пожалуй, до вечера лучше больше не пить, ведь за эту поездку она выпила уже достаточно для того, чтобы разболелась голова, а паром отходит только через…

– Во сколько отходит паром?

Джеймс пожимает плечами.

– Это ты планировала поездку, – говорит он.

Бриония вздыхает.

– О’кей. Ладно. Эм-м…

Расписание паромов было на веб-сайте, который она открывала в айпэде, но она не стала изучать его, полагая, что паромы ходят туда-сюда и нужно будет просто дождаться ближайшего, а теперь тут не ловится сеть, вообще нет никакого сигнала, и Бриония выбирается из машины, чтобы взглянуть на расписание, висящее возле билетной кассы. Только в расписании, похоже, ошибка, поэтому Бриония спрашивает у женщины, которая сидит на солнышке, прислонившись к стене кассы, и читает книгу.

– Вы ждете парома?

– Да.

– Когда он отходит?

– В шесть тридцать.