Помощь Парижа решающим образом сказалась бы на соотношении сил. Но, увы, Людовик XIV не пожелал предпринять что-либо в этом направлении.

– Позор да и только, – согласился с собеседником Стилоне Приазо. – Самый могущественный властитель Европы, а Думает только о себе: что ни день, то новая вылазка в Лотарингию, в Эльзас…

– А когда недостает силы, пускает в ход подкуп. Это всем естно – он покупает других королей, к примеру, увальня Карла Английского.

– Какая низость! Вероятно, вы правы: христианские государи больше боятся Францию, чем турок.

– Вот именно! Лучше уж Магомет, чем французы. Эти вы пустили тысячу пушечных ядер по Генуе только за то, что она не приветствовала их суда, – молвил Бреноцци, наверняка наслаждаясь безутешным выражением лица, которое, я думаю появилось у неаполитанца.

Стилоне, со своей стороны, высказал ряд интересных замечаний.

Я осторожно свесился из окна, пытаясь разглядеть их. Увлекшись животрепещущей темой, оба обрели былую жизненную силу, утраченную в одиноком сидении по своим комнатам, а страсть к политике заставила их забыть об угрозе чумы. Да ведь то же происходило и с прочими постояльцами, когда мой к ним визит или визит Кристофано развязывал им языки, вызывая на откровения.

– Вильгельм Оранский, хотя и постоянно нуждается в деньгах, – единственный из европейских монархов, кто дал окорот французам, у которых много денег, и навязал им Нимвегенский мир[104], – произнес Стилоне Приазо.

И снова всплыло имя Вильгельма Оранского, уже слышанное мною в бредовых речах Бедфорда и растолкованное вслед за тем Атто Мелани. Этот благородный неимущий Давид, чья слава рука об руку шла с молвой о его долгах, как магнит притягивал меня к себе.

– До тех пор, покуда не будет удовлетворено желание Наихристианнейшего короля одержать верх над всем и вся, мира в Европе не жди. А знаете, когда это произойдет? Когда императорская корона засияет на голове француза.

– Вы хотите сказать, корона Священной Римской империи?

– Это же очевидно! Стать императором – вот его цель. Заполучить корону, которую Карл из династии Габсбургов похитил у Франциска I, своего предка, благодаря финансовым махинациям.

– Кажется, подкупив курфюрстов…

– Память вас не подводит. Не подкупи их тогда Карл, ныне императором был бы француз. Людовик намерен отобрать корону и тем самым отомстить Габсбургам. Оттого-то нашествие турок и на руку Франции: пока те осаждают Вену, империя ослабевает на Востоке, а Франция простирается далее на запад. – Верно подмечено! Политика выкручивания рук. – Вот именно.

Далее Бреноцци пояснил, что, когда Иннокентий XI призвал европейские державы объединиться против турок, Людовик XIV, старший сын католической церкви, отказался войти в этот союз, невзирая на уговоры других христианских королей. Хуже того: он навязал императору гнусный договор, по которому гарантировал сохранение нейтралитета в обмен на признание всех несправедливо добытых им территорий французскими.

– У него даже хватило наглости назвать свои требования «умеренными». Однако император, даром что к его горлу приставили нож, не согласился на этот торг. Теперь француз воздерживается от того, чтобы враждовать с императором. Думаете, совесть заела? О нет! Просто он сделал важный стратегический выбор: ждет, когда у Вены иссякнут силы. Тогда уж ему никто не указ. В конце августа поговаривали, будто французские войска снова готовы выступить против Нидерланд.

О, если бы только Бреноцци мог видеть в эту минуту мое лицо, написанные на нем мрачные мысли, вызванные его рассуждениями! Подслушивая этот разговор, я весь пылал от негодования: государь, на службе которого состоял Атто Мелани, был поистине ужасен! К чему отрицать – я привязался к аббату и, видя как его положительные, так и отрицательные стороны, тем не менее не отказался рассматривать его в качестве своего наставника. И вот опять, идя на поводу своего желания побольше разузнать, быть в курсе всего, я помимо воли столкнулся с фактами, о которых предпочел бы ничего не знать.

– Это еще что, – зашипел Бреноции, – а слыхали ли новость? Отныне турки взяли под свою защиту торговый флот Франции, так что пираты им не помеха. Таким образом, и Левантийская торговля перешла к французам.

– А что получили за это турки? – спросил Стилоне.

– Да так, самую малость, – зло рассмеялся Бреноцци, – разве что… победу над Веной.

Стоило жителям Вены забаррикадироваться в городе, турки бросились рыть подкопы под стены города, затем подвели туда мины и пробили бреши. А ведь это техника, которой в совершенстве владели французские инженеры и фейерверкеры.

– Словом, вы хотите сказать, что французы снюхались с турками, – подвел итог Приазо.

– Это не я хочу, таково мнение всех знатоков военного дела христианского лагеря в Вене. Солдаты французского короля обучались искусству подкопов у двух венецианцев состоящих на службе Республики. Это было во время обороны Кандии. Далее сей секрет достиг ушей Вобана[105], военного инженера, который кое-что усовершенствовал: горизонтально расположенные траншеи позволяли войскам перемещаться из одной точки в другую, а вертикально расположенные траншеи – доставлять мины и боеприпасы. Действует безотказно: стоит пробить брешь, путь в осажденный город открыт. Теперь этому обучены и турки под Веной. Спрашивается, случайное ли это совпадение?

– Говорите тише, аббат Мелани не дремлет, – предостерег его Приазо.

– Ах да, этот французский шпион, такой же аббат, как и граф Донхофф. Вы правы, прервем на этом нашу беседу.

Они попрощались и отошли от окон.

И в другой раз образ Атто заволокло туманом. Что означало последнее замечание, сделанное в его адрес, где он сравнивался с каким-то незнакомым мне лицом? Закрывая окно, я вспомнил о невежестве Мелани в области всего связанного со Священным Писанием. «Какой же он, право, аббат?» – как-то само собой подумалось и мне.

– Гитара, кот и соль, – со смешком выговорила Клоридия. – У нас есть нечто понадежнее, чем в прошлый раз. Хлопоча на кухне, я только о том и думал, как бы еще раз повидать ее. Новые тяжкие подозрения, зародившиеся у меня Под влиянием слов Бреноцци относительно аббата Мелани, требовали, конечно же, выяснения отношений, что могло иметь место лишь ночью, когда он постучится ко мне. Я разнес пищу по комнатам, ловко улизнув от тех, кто пытался под различными предлогами удержать меня (Робледа и Девизе). Потребность еще раз поболтать с красоткой Клоридией была столь настоятельна, что я и не думал ей перечить. В качестве же предлога у меня был мой необычный сон, кстати сказать, второй с тех пор, как «Оруженосец» закрылся на карантин.