Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почтенный Салих, расскажи мне, почему вы в горах прячетесь?
– Мы, Нина, принадлежим к фатимидам. Следуем учению имама Абу Мухаммада Убайдуллах ибн аль-Хусейна[57], потомка Фатимы, дочери великого пророка Мухаммеда, да будет благословенно его имя. Это учение разрешает нам бороться с несправедливыми людскими законами. Многие восприняли это учение как разрешение грабить и обогащаться. Аллах воздаст им по их деяниям. – Он поправил оружие на поясе. – Я собрал молодых праведных воинов и ушел в горы. Не ради разграбления и наживы должен жить воин. А ради испытания духа и защиты от вседозволенности. Я учу их, как бороться с теми, у кого власть и богатства. Как защитить себя и семью. Как выжить среди предателей. Порой кто-то нанимает нас, чтобы вершить справедливость. Кто-то называет нас ассасинами, считает отщепенцами и разбойниками. Нам это безразлично. Мы ждем правильного часа и бьем бесшумно. Наши шаги не слышны, нас никто не знает и не видит.
– А как люди узнают про твою школу?
– Мои воины могут сказать тем, кто достоин прийти к нам. Приходят новые ученики. Проходят испытания. Кто-то обучается бесплатно, а кто-то за деньги. Но о нас мало кто знает.
Нина промолчала, а про себя подумала, что в большом городе сплетни разлетаются, не догонишь. Но вслух не сказала ничего. Лишь спросила, помолчав:
– А Джазим – он давно у тебя учится?
– Джазим давно. Он был совсем мальчишкой, когда его семью убили люди халифа. С трудом выжил сам. Теперь он научился не только выживать, но и убивать.
Нина поежилась от таких слов.
– А с Никанором ты как познакомился?
– Я когда-то служил Римской империи. В арабской тагме василевса был. Однажды Никанор меня, раненого, вывез с поля боя. Но ты задаешь мне много вопросов. Зачем женщине так много знать?
Нина лишь головой покачала. Только и слышит со всех сторон, то она слишком смелая для женщины, то слишком непокладистая, а то и просто дурная.
Остаток пути шли молча. Нина поглядывала на солнце, торопилась. Мысли свои в голове перемешивала то так, то эдак. А выходило все одно. И горько было от этих мыслей, тяжко. Но что делать дальше, она уже решила.
До ворот добрались, когда солнце уже скрылось за городскими стенами, а тени от редких деревьев стали длинными, синими.
Галактион все больше мрачнел, приближаясь к городу. Видимо, понимал, что Стефан за то, что он где-то два дня прохлаждался, плетью учить будет. Если вообще не выгонит. Парень шел, подняв плечи, сунув пальцы за пояс. Оглядывался на Нину, чесал затылок. Молчал.
В воротах их остановили одетые в кожаные латы воины, мужчин обыскали, проверяя, не несут ли оружия. Нина услышала приглушенный звон монет, что исчезли в крупных ладонях стражников. Видно, Салих часто приходил в город и знал, как избежать лишних расспросов и задержек.
На улицах на них обрушились привычные шумы и запахи большого города. Хоть ворота были и не на главной улице, но и здесь кипела жизнь. Покрикивали разносчики, спеша распродать остатки товара. Ругались, опять что-то не поделив, покупатели. Мальчишки играли в басилинду[58], спорили до крика. Народ торопился – кто хотел успеть домой до темноты, кто направлялся в таверны и прочие заведения, где потворствовали людским грехам, лишь бы звенели монеты в кошелях.
Нина распрощалась с Галактионом, сказав, что переночует у Аглаи или Гликерии. А утром на ипподром придет да попросит Стефана простить нерадивого помощника.
Парень кивнул угрюмо, попрощался и медленно поплелся к ипподрому, видать, надеясь добраться к тому времени, когда Стефан уже уйдет спать.
А Нина повернулась к Салиху, поклонилась:
– Спасибо тебе, почтенный, за твою помощь. Не знаю, как отблагодарить тебя.
– Благодарить меня не стоит. Мы проводим тебя до порога твоей аптеки.
– Нельзя мне в аптеку сейчас. Там меня, верно, равдухи ждут. Василий мне не простит, что я сбежала из дворца.
– Ты из дворца сбежала? – Брови Салиха почти скрылись под низко намотанной на голове темной тканью, край которой закрывал и нижнюю часть лица. Он переглянулся с Джазимом.
– Прости, про все мои злоключения рассказывать – ночи не хватит. А уже темнеет. Я к одной знакомой зайду – обещалась ей травы занести. Может, она и приютит меня. Тут недалеко, на третьем холме. А откажет, так я до пекарни Феодора доберусь. Вечер еще не поздний, носилки найму и доберусь.
Салих молча смотрел на нее. Чуть кивнул, повернулся и бесшумно зашагал по сумеречной улице. Джазим устремился вслед, обернулся на Нину лишь раз, блеснув глазами.
Нина, немного ошарашенная таким невразумительным прощанием, повернула в сторону бедного района, располагавшегося за третьим холмом города. Дневные краски меркли, в окошках уже виднелись огоньки масляных светильников. Стены домов еще дышали дневным жаром, но прохладные тени уже вползли в город.
Нина спешила по узким улочкам в сторону знакомого бедного домишки. Не откажет Аглая ей в помощи. Нина ее частенько выручала, лечила бесплатно и ее, и сынишку. Авось, не откажет.
Глава 24
Настой для любовного пыла
Корень имбиря порубить мелко, сложить в глиняный горшок. Туда же добавить малую меру высушенных цветов и листьев шалфея. Листья вербены покрошить мелко и в тот же горшок высыпать. Залить все кипящей водой, накрыть дощечкой. Как остынет, через холстину пропустить, отжать. Меда малейшую меру добавить и разводить этим отваром вино. Но в меру, чтобы не уснуть раньше, чем следует.
Из аптекарских записей Нины Кориари
Подходя к дому Аглаи, Нина услышала громкие голоса, потом женский крик. Прибавила шагу. Крепкий детина стоял под покосившимся навесом соседнего дома, привалившись к столбу, угрюмо глядя в сторону жилища, откуда доносились крики.
Нина, проходя мимо, прихватила его за рукав:
– Пойдем-ка, слышишь же, женщину бьют. Поможешь ее мужа утихомирить.
Тот презрительно дернул рукой:
– Ты кто такая? Там дела семейные, я не полезу. И тебе не советую.
Обернувшись на очередной вскрик женщины, Нина торопливо пробормотала:
– Заплачу тебе, помоги ты, бога ради. Он же ее убьет…
Нина достала из пояса пяток медных нуммисов, показала парню. Отдернула руку, когда широкая пятерня метнулась за монетами, кивнула в сторону дома Аглаи. Парень хмыкнул, оттолкнулся плечом