но, как вижу, мне не стоило даже заморачиваться. Бренда, ты знаешь, что у тебя очень тяжелая рука? — Джошрес явно обиделся и отсел от меня на противоположный край дивана.

— Прости, Джошерс, мне очень жаль, что я тебя ударила.

— Ты бы могла посоперничать с младшим наследником. Теперь я не удивлен, что вы двое нашли общий язык. Устраивали бои без правил?

— Ну прости, — вновь повторила я. — Просто сцена показалась мне очень знакомой, и она тогда закончилась поцелуем, вот я и отреагировала раньше, чем что-то могло случиться.

— Как только такой бред появляется в твоей голове? — он не по-настоящему посмеялся.

— Вечно обвиняешь меня в глупых мыслях, а сам как будто бы никогда не размышляешь о подобном.

— Поверь, Бренхерда, думать о поцелуе с тобой мне уж точно не приходилось, — Джощшерс отвел глаза и сглотнул. Я успела узнать его слишком хорошо, чтобы с уверенностью сказать, что он лжет сейчас.

— Ну и отлично, я могу быть спокойна за свою честь, — я показала ему язык и встала с дивана, направившись к зеркалу. Увы, никакой соринки в волосах я не приметила.

— Говоришь так, словно бы тебя расстроило это, — заметил Джошерс.

— Джошерс, — я круто развернулась, — чего я не понимаю? Почему ты выставляешь меня виноватой и все переворачиваешь наоборот? Сейчас ты правда хотел поцеловать меня. Все издательство судачит о том, словно бы мы нравимся друг другу. Ты звал меня в театр, приглашал пообедать и всегда вел себя как мальчишка в младшей школе, которому понравилась девочка, но как привлечь ее внимание кроме пакостей он не знает. Кого сейчас-то ты пытаешься обмануть? Я прекрасно чувствую, когда ты лжешь.

— Да что ты? — он с вызовом посмотрел на меня. — И когда же я лгал тебе?

— Лгал, когда говорил, что на дух меня не переносишь, стоило нам въехать сюда, лгал, когда говорил, что не ревнуешь, лгал, когда говорил, что не думал о поцелуе. Стоит ли мне продолжать? Ты всегда отводишь глаза, когда врешь, а еще у тебя потеют ладони и ты вечно шоркаешь ими о свои штаны, — я указала на то, что он даже сейчас непроизвольно делал.

— Хорошо, — он резко встал. — Ты права, во всем права. Из меня никудышный актер и что теперь? Ты мне правда не нравилась, но около года назад все переменилось, и я стал видеть в тебе умную и обаятельную девушку. Но я прекрасно знаю, что я противен тебе, — он развел руками. — Зачем мне было говорить о своих чувствах, если я наперед знаю, что получу отказ? Вокруг тебя крутятся и другие мужчины, так зачем тебе нужен тот, кто даже рубашку постирать не может? Но я все равно не отчаивался и пытался найти любую возможность провести с тобой время, но даже это у меня получалось с трудом. Я верил, что когда-нибудь мы сможем стать ближе, если не парой, то хотя бы хорошими друзьями, ведь ты нравишься мне даже не как женщина, а как очень интересный человек.

В воздухе повисло тяжелое молчание. Все в нас накопившееся наконец-то вырвалось наружу.

— Тебе стоило сделать вид, что ты ничего не заметила, тогда нам бы удалось избежать этого разговора. Ты успешно не замечала всего этого год или же дольше, так почему не могла потерпеть еще пару дней? — тихо спросил Джошерс и вышел из номера.

В груди что-то сжалось, стоило мужчине выйти из номера. Это было очень странное чувство. Я ничего не чувствовала, когда меня поцеловал Олевер и захотел встречаться со мной, в душе не было отклика, когда Динэл пытался поцеловать меня, предлагал готовить вместе и смотреть хоккей, так почему же сейчас все иначе?

Я всегда была уверена, что до конца жизни мы останемся заядлыми конкурентами, соперниками, несмотря на все сплетни, витавшие вокруг нас. Да, я где-то внутри понимала, что могу быть ему небезразлична, но сама была до самого конца уверена, что у меня никогда не возникнет чувств к нему. Где я просчиталась? Когда это произошло? Что теперь делать? Правда ли я в него влюбилась или же это лишь наваждение?

Я плюхнулась на кровать, бездумно смотря в потолок. Достав из тумбочки свой личный дневник, который вела уже несколько лет, я решила сделать запись и о сегодняшнем дне. Открыв блокнот в том месте, где я остановилась, я нахмурилась, глядя на цветные закладки, которыми помечала особо яркие и забавные на мой взгляд события. Тут Джошерс подарил мне астрологический журнал и назвал летучую мышку моим именем, здесь он «радушно» встретил меня в своем издательстве, когда наше сгорело, веселый мастер-класс в пельменной Динэла, потом юбилей издательства, а сейчас эта поездка. Одну половину значимых событий моей жизни занимал господин Уэрс с его шуточками, а вторую Джошерс. Ранее я даже никогда этого не замечала. Удивительно, но особых пометок в те дни, когда я виделась с Динэлом или Олевером у меня не было.

Пока я с помощью собственного же дневника анализировала свою жизнь и свои чувства, мне на колени упало магическое письмо. Оно было от господина Уэрса. Легок на помине. Он сообщал мне о том, что Олевера заподозрили в незаконном намеренье переехать в Шаганефс. Как по мне, это было очень страной причиной задержание, однако Олевер все уладил и, возможно, приедет к нам на предстоящую конференцию. Господин Уэрс сообщил, что о проблеме с номерами в отеле ничего не знает и настоятельно советовал мне обратиться к администрации этого место и написать на них жалобу, чтобы вытрясти компенсацию. Также начальник, словно бы заботливый папочка, начал расспрашивать о моих делах и как я тут устроилась. Также он рассказал обо всех новостях, которые случились за тот небольшой срок, что я отсутствовала. Самой важной новостью по мнению редактора было то, что наш отдел, несмотря ни на что, выиграл приз за сплоченность коллектива. Победу нам обеспечило то, что я отправилась в командировку с Джошерсом. Кончено, он не был частью нашей команды, но, по мнению жюри, что может лучше отразить качества сплочения, чем работа со своим конкурентом?

Пока читала письмо, то с лица не сползала улыбка. Не думала, что господин Уэрс будет так скучать по мне, что написал письмо аж на семь страниц. Как только я дочитала его, на колени словно бы по заказу упал еще один конверт. Немедля вскрыла его, подумав, что господин Уэрс забыл еще о чем-то рассказать, но на сей раз отправителем был мой недавний знакомый.

Для меня оставалось загадкой, как Шэрс узнал,