шутливым. Учительница номер за номером пропускает всю программу: поправляет, делает замечания, дает советы, сердится иногда, переживает, и все мы волнуемся с нею. Родители придут смотреть на нас — каждый пригласил родителей своих…

А парни и девки тоже готовят концерт, свои у них заботы, свои волнения. Репетируют и они в школе, в те вечера, когда мы не приходим. В праздники наша школа превращается в клуб. К Октябрьским, ко Дню Победы, на Новый год молодежь обязательно устраивает концерты. Иногда кто-нибудь из женатых мужиков присоединялся к ним, редко, но и бабы принимали участие, от этого концерты становились еще более интересными. На Октябрьские и майские праздники взрослые выступали самостоятельно, на Новый год — вместе с нами. Программа была смешанной, номера чередовались — один наш, другой их. Разом мы и не репетировали никогда. Руководили ими кто-либо из девок, что побойчее, с учительницей нашей консультировались они постоянно, но сама учительница в концертах не играла, хотя пела и стихи читала хорошо, как казалось нам, ученикам ее.

Вот тридцать первое декабря, вечер. Часов в шесть начинается концерт. На новогодние наши концерты сходились все, даже те, кто с печи с трудом слезал. Усаживались ряд за рядом от сцены самой до задней стены. Сцены специальной у нас нет, где елка стоит — это сцена, а остальное свободное место — зрительный зал. В ту пору он казался нам просторным.

Сошлись старики, старухи, инвалиды, бабы с детьми и без детей, молодежь, кто не занят в концерте. На сцене елка, лампы по стенам освещают ее со всех сторон, в зале зрители, там как бы полумрак, все внимание на сцену. В левом углу сцены, скрытый от зрителей раздернутым занавесом, сидит на табуретке с гармонью на коленях Илья Анисин, готовый играть по первому знаку. За спиной его — учительская, сейчас она превращена в гримерную, там наряжаются, прихорашиваются артисты. Девки наводят сажей брови, румянят щеки кусками сваренной свеклы, глядятся в зеркало.

Из гримерной на сцену выходит учительница, одетая в самое лучшее, что у нее есть. Она ведет программу. Учительница останавливается на краю сцены и, сцепив ниже груди руки, волнуясь, говорит:

— С Новым годом, товарищи! Начинаем наш праздничный новогодний концерт! Концерт подготовлен силами учащихся нашей начальной школы и силами молодежи деревни! Просим тишины и внимания! Ожидаем Деда Мороза!

Она отступает в сторону, за занавес, где сидит Илья, подает ему знак, гармонист медленно и тихо, чтобы не заглушать голоса, начинает развивать какую-нибудь протяжную мелодию, и в это время из гримерной появляется Василий Кульгазин — Дед Мороз. На нем обычная шапка, покрытая серой ватой, ватные усы и борода скрывают пол-лица, на нем короткий и тесный халат, застиранный белый халат, взятый, видимо, во вдовинской больнице, халат подпоясан марлей, скрученной жгутом. Обут Дед Мороз в белые пимы, в правой руке у него тяжелая суковатая палка, он крепко стучит ею о пол сцены, а в левой несет грубый, на треть наполненный чем-то мешок, на котором мелом выведены цифры Нового года, а чуть ниже слово «Подарки». В зале улыбаются, смотрят внимательно на Василия. Мы, ребятишки, любили Василия за то, что он всегда соглашался помогать нам.

Постукивая палкой о пол, кряхтя и покашливая, Дед Мороз обходит елку вокруг, глядит, хорошо ли она убрана, кладет под елку мешок, становится лицом к зрителям и, опершись о палку, подумав, поздравляет собравшихся в зале с Новым годом. Рядом с ним Снегурочка, девчонка-второклассница, Заяц тут же прыгает на корточках, Лисичка-сестричка поглядывает на мешок, гадая, что там, угрюмый серый Волк прошел в край сцены и сел, прислонясь спиной к стене. А гармошка меняет мотивы, но тихо-тихо, как бы издалека. Илья встряхивает головой, отбрасывая волосы. Наигрывает.

Начинается концерт. Свою программу мы знаем наперечет, нам интересно посмотреть на взрослых. В обыденной жизни они одни, а сейчас, на сцене, совсем другие. На иного не подумаешь, что может он так свободно держаться перед зрителем, а он выступает, и хорошо! — все глядят на него удивляясь. Никто и не подозревал в нем таких способностей, а они есть.

Вот Иван Лазарев и Анатолий Матравелин разыгрывают смешную сценку из деревенской жизни. Иван — старик, на нем растоптанные, с высокими голяшками пимы, плохо стянутые на поясе штаны его свисают сзади, заношенная рубаха выбилась из штанов. Иван с бородой, в драной шапке, сутулится, как бы от старости. Анатолий наряжен старухой, повязан платком, на нем чья-то цветастая кофта, длиннющая юбка, на ногах здоровенные ботинки. Сдвинутый на глаза козырьком платок почти закрывает лицо.

Старик никак не может угодить старухе. Все, что бы он ни сделал, все не так. Старуха ругается и прогоняет из дому старика с приказанием — наловить рыбы. Старик приносит рыбу, старуха принимается жарить ее, но ничего у старухи не ладится, и теперь уже старик выговаривает и указывает ей. Рыба пригорела, старик пробует, морщится и отодвигает сковородку. Со строгостью смотрит на старуху, а та прячет глаза свои.

Тут Илья Анисин погромче начинает играть что-то веселое, быстрое, а старик со старухой выходят плясать. Старуха, расставив ноги, уперев руки в бока, стоит на месте и, чуть приседая, поводя плечами, тонким голосом поет:

— Ах, чук, чук, чук, наловил дед щук, — и притоптывает ботинком, подмигивая старику своему.

— Бабка жарит, печет, сковородка течет, — скороговоркой вторит ей старик, а сам боком, боком, приволакивая будто бы негнущуюся ногу, приплясывая, ходит вокруг старухи. Наступает на длинный подол юбки, старуха дергает, слышен треск рвущейся материи…

Вот поет Нинка Панкина, молодая девка. Она любит петь, поет всегда, но сегодня поет особенно сильно и свободно. И зал, притихнув после смеха, слушает ее. Тетка Прасковья Панкина, замужняя баба, мать нескольких детей, суровая на вид, малоразговорчивая, постоянно вроде чем-то недовольная, на диво всем складно читает стихи. Борис Поляков и Василий Гудилов, надев бумажные маски зверей и птиц, на два голоса исполняют басни Крылова. На табуретке, как на пне, присев на корточки, пригнулся Борис, держа во рту округло обструганную щепку — «сыр», а возле табуретки, встав на четвереньки, задрал голову к сыру Василий — Лиса. Речами льстивыми уговаривает Лиса Ворону спеть. Борис начинает петь, щепка падает на пол, Василий хватает ее и на четвереньках бойко убегает со сцены.

А вот выходит на сцену Андрей Федорович Делтовин со своей молодой женушкой Катериной Аверчиной. Андрей Федорович — роста среднего, ловкий, складный мужичок. На нем пропитанные на зиму дегтем сапоги, черные в полоску штаны, белая со свободным рукавом расшитая по вороту рубаха — и где только достал такую.

На Катерине