* * *

Под энергичным напором князя Юрия Дмитриевича колеса государственной машины скрипнули и провернулись. Потом еще раз, еще – и наконец-то закрутились в полную силу. Нашлись в службах списки старост и тиунов, каковые должны доставлять припасы к назначенным датам – к ним тут же помчались гонцы с напоминаниями. Приказчики, ради смутного времени придержавшие запасы в своих хозяйствах, с печалью отворили амбары, доставая мешки с зерном и крупой, бочки с солениями и маринадами, погнали отары обреченных на заклание овец и бычков. К московским воротам потянулись длинные обозы, и вычерпанные до дна кладовые осадных и дворцовых складов наконец-то начали заполняться снова.

Появились долгожданные разрядные листы по ополчению, умчались в дальние и близкие поместья призывные уведомления, к столице потянулись отряды боярских детей с холопами, дабы отдать государю свой долг ратной службы.

Собранный кое-как по городу служивый люд удалось наконец-то заменить отрядами, связанными близким родством и старшинством и знающими свое дело.

Учитывая случившуюся беду, войска Дмитрий Юрьевич на порубежную службу не отправлял, оставляя для обороны столицы – и Москва очень быстро переполнилась воинами, изобилие коих внушало спокойствие как местным жителям, так и торговцам, а путники понесли во все края важную весть: нет, не сгинула еще земля русская под ордынским напором! Сильна Москва и многолюдна, крепки ее стены и полны закрома, с любой напастью справиться готова!

К концу сентября Дмитрий Юрьевич наконец-то смог перевести дух. Его стараниями брошенная всеми держава смогла возродиться к жизни. Работали наместники и тиуны, скрипели перья в приказах, собирались подати, платилось жалование, действовали суды, шумели торги, призывались на службу люди. И если не считать громадных земельных потерь, все вернулось в обычную колею.

30 сентября 1445 года. Нижний Новгород, покои хана Улу-Мухаммеда

Нукеры притащили пленника довольно грубо – однако на изможденного неволей страдальца он не походил. Здоровый, розовощекий, волосы и борода чистые – не скатавшиеся в колтуны и не засаленные. Вестимо, Фетох-бек хорошо понял волю правителя и заботился о Василии со всем старанием. Пленника кормили досыта, вовремя парили, и ходил он не под себя, а в человеческий нужник. А что босой и без штанов, со связанными руками и в одной токмо полотняной рубахе бегает – так все же пленник он, а не гость!

Рубашка, кстати, тоже была чистой и свежей.

Воины швырнули московского правителя на пол и отступили. Василий Васильевич кое-как поднялся на колени и понурил голову, ожидая своей участи.

Восседающий на высоком и широком троне властитель Орды, одетый на сей раз в широкую соболью шубу, складками свисающую у него по бокам, в синюю шелковую рубаху и шерстяные шаровары, отвел в сторону руку, в которую заботливый слуга тут же вложил тонкую бело-синюю фарфоровую пиалу, что-то шумно из нее прихлебнул, вернул обратно и заговорил:

– Ты гостишь под моим кровом уже три месяца, государь Василий Васильевич. Однако же за сие время ни единый русский человек так и не поинтересовался твоей судьбой и здоровьем, не попросил для тебя заботы и милости и не предложил за тебя выкупа. Как же так, Великий князь? Правитель всей земли русской томится в тяжкой неволе, а никому в державе твоей до сего и дела нет?

– Я томлюсь в застенке, великий хан, – глядя в пол, ответил пленник. – Откуда мне здесь знать, что творится в земле русской и почему?

– Я тебе расскажу. В Москве твоей сидит некий князь Шемяка, собирает подати, раздает земли, люди живут и веселятся, забот не зная. Полки же боярские, Шемякой собранные, выручать тебя из полона не спешат.

– Коли князь Дмитрий Юрьевич на моем троне сидит, зачем же ему меня освобождать? – горько хмыкнул Василий Васильевич. – Ему без меня куда как радостнее.

– Вот и я так подумал, – неожиданно признался Улу-Мухаммед.

Он снова отвел руку, прихлебнул из пиалы чего-то ароматного, вернул слуге и спросил:

– Сколько выкупа ты заплатишь за свое освобождение, Великий князь?

– Двадцать пять тысяч рублей, великий хан! – резко вскинул голову Василий Васильевич.

Он томился в неволе уже довольно долго, не раз думал о том, сколько золота за него запросят, сколько способна отдать казна, так что к сей посильной сумме пришел достаточно давно.

– Ты заплатишь пятьдесят! – твердо отрезал правитель Орды. А затем ласково продолжил: – Снисходя к твоим бедам, Василий Васильевич, как добрый друг и сосед русской державы, я решил оказать всемерную помощь тебе, Великий князь, в наведении законности и порядка в пределах дружеской Руси. Я дам тебе восемьдесят тысяч нукеров, русский государь! С сей армией ты вернешься в Москву, изгонишь тирана и займешь свой законный наследный престол. Фетох-бек, развяжи нашего почетного гостя, одень его, подбери ему оружие и броню. Завтра утром он выступает в поход.

И первого октября сорок пятого года Василий Васильевич действительно выехал из Нижнего Новгорода во главе огромной ордынской армии – освобождать свою державу от крамольников.

Правда, вместо обещанных восьмидесяти тысяч нукеров Улу-Мухаммед дал своему пленнику всего восемьдесят сотен. То ли передумал, то ли для красного словца сильно преувеличил свои возможности. На востоке, известное дело, обожают велеречивость и преувеличения. И болезни сей подвержены не токмо летописцы и царедворцы, но и сами правители.

11 октября 1445 года. Москва, Кремль, малая Думная палата

Дмитрий Юрьевич по прозвищу Шемяка обсуждал с князем Борисом Александровичем Тверским, приведшим к Москве свою дружину, как разумнее всего очистить суздальские и владимирские земли от татар, не распыляя при этом сил и не оголяя столицу, когда в жарко натопленную залу неожиданно ворвалась раскрасневшаяся Софья Витовтовна прямо в крытом шелком домашнем халате и громко расхохоталась:

– Вот и все, Юрьевич, собирайся! – вытянула она тонкий и бледный указательный палец. – Седлай коней, зови холопов, надевай броню! Смерть твоя пришла! Только что вестники от Нижнего Новгорода прискакали, сын мой во главе полков бесчисленных Русь освобождать идет!

– Рад за моего брата… – с трудом скрыл удивление Великий князь. – Гонцы, часом, не рассказали, как ему удалось вырваться из полона и где он взял столько войск?

– Хан Улу-Мухаммед сам отпустил его из плена и наградил своею армией! – гордо выкрикнула вдовая княгиня. – Собирайся, Юрьевич, навстречу каре своей за предательство и подлость! Посмотрим, столь же ты храбр на поле ратном, как в чужом доме хозяйничать!

Женщина гордо вскинула подбородок и вышла из Думной палаты.

– Приказывай, Дмитрий Юрьевич! – повел плечами князь Тверской.

– Возвращайся домой, Борис Александрович, – ответил Дмитрий Шемяка. – Спасибо тебе за отклик быстрый да за дружбу верную. Бог даст, я тебе за сие когда-нибудь добром отплачу.

– А как же ты, княже? – не понял его союзник.