– Ну, как погуляли, голубчики? – спросил он. – Вижу, что недурно. А теперь послушайте меня. Наверху в гостевой спальне спит дама, вы не шумите, чтобы ее не потревожить.

– Дама?! – ахнула Дуняша. – Это откуда ж такое, Дмитрий Степанович?

– От вопросов пока воздержись, Евдокия. И запомни – о пребывании этой дамы здесь никому ни слова. Ни соседкам, ни молочнице, ни горничной Любаше из седьмого дома. Поняла? И к тебе, Васька, это тоже относится. Смотри у меня! Чтобы язык свой длинный проглотил!

– Ну что уж вы так на меня, Дмитрий Степанович? Ни слова так ни слова, как прикажете, дело ваше хозяйское... Чегой-то мне языком давиться?

– Да знаю я тебя, балаболку! Дуся, завтра подойдешь к моей гостье и спросишь, что ей нужно купить – белье, чулки, из одежды что-нибудь и прочее, а то она прибыла к нам совсем налегке. За покупками съездишь к «Мюру и Мерилизу», деньги я дам. Ну все. Спокойной ночи. Завтрак не забудьте приготовить на две персоны.

– Ну вот тебе и на, – ворчал Василий, когда они с Дусей укладывались спать в своей комнате. – Как из дома отлучишься, так тут лихие дела начинают твориться. Опять чума какая-то Дмитрию Степановичу навязалась, уже и в дом въехала. Завтрак на две персоны... И откуда ее на нас нанесло? Я от той стервы рыжей, Марии Аркадьевны, все опомниться не могу, чуть ведь не порешила барина, подлюка такая! Насилу от ран оправился. И только-только барин в разум вошел да тосковать по Муре этой окаянной перестал, так на тебе – снова здорово! Еще одна вертихвостка тут как тут...

– Все от доброты его. Небось, чужая жена на шею хозяину вешается! – фыркнула Дуся.

– Это ты почему такое решила?

– А что ж тут еще решать? – передернула плечами она. – Поди от супруга законного в одной юбке удрала, а теперь вот изволь, в «Мюр и Мерилиз» за бельем для нее ехать надо. Только что же это она наверху в мезонине разместилась, не пойму?

– А что ей? Там тепло...

– Тепло-то оно тепло, да больно далеко от хозяйской спальни...

– Ну это уж не нашего ума дело. Захочет, так дойдет, не заблудится. Ты, Дуська, главное, когда будешь завтра в комнате у ней прибираться, пошарь по углам, не припрятан ли где револьверт. Что там она по любовной части думает, до нас не касаемо, а вот ежели с револьвертом, навроде той Муры, змеюки подколодной, на барина кинется, так может беда большая стрястись. Опаску иметь нужно.

«Ну что ж, начнем ab ovo, – сказал сам себе Колычев на следующее утро. – Прежде всего следует посмотреть уголовное дело Анастасии Покотиловой – может быть, сразу что-либо прояснится».

Гостья еще спала наверху в мезонине, когда адвокат в одиночестве выпил кофе и, вооружившись блокнотом, отправился в судебный архив. Там, дабы не привлекать ненужного внимания, он заказал пять разных старых дел, одно из которых было делом об убийстве Никиты Покотилова.

Колычев стал внимательнейшим образом читать страницу за страницей собранные в папке документы и, чем дольше он читал, тем более сложные чувства его обуревали.

Купеческая чета Покотиловых проживала в собственном особняке в квартале от Пречистинки, на углу Мертвого и Староконюшенного переулков. В этом доме и случилась трагедия.

По странному стечению обстоятельств, участок Пречистенской части, на котором произошло убийство, был как раз закреплен за господином Колычевым в бытность его судебным следователем Московского окружного суда. Но к моменту убийства в доме Покотиловых, следователь Колычев был отстранен отдел до окончания расследования по поводу его приватной связи с террористкой Марией Веневской, членом боевой организации эсеров. Начальство заподозрило, не продался ли судебный следователь Колычев политическим террористам и не причастен ли он к проведенным в Москве терактам...

«Эх, Мура, Мура, – горько вздохнул Дмитрий, – не втянула бы ты меня в свои дела, я сам вел бы следствие по убийству Никиты Покотилова и, возможно, Анастасии Павловне не довелось бы оказаться на каторге».

Тогда, отстранив Колычева от должностных обязанностей, начальство распорядилось передать все его дела другому следователю. Коллега Дмитрия, Аристарх Герасимович Тырышкин, человек немолодой, с плохим здоровьем и скверным характером, получив участок Колычева, воспринял происходящее как несправедливую обиду и тяжелую обузу. Еще бы, этот желторотый мальчишка, этот выскочка Колычев запутался в своих амурах и сел в лужу (да уж, именно, что в лужу – ухитрился сойтись с террористкой, других баб ему мало; нервы, не иначе, пощекотать хотелось!), а пожилой заслуженный следователь изволь теперь отдуваться из-за глупости этого фертика.

– Вот радости-то привалило, – ворчал Аристарх Герасимович, принимая от Дмитрия дела, – со своим участком не чаю как расхлебаться, так теперь еще и на вашем побегаю да попотею, батенька. У меня геммороидальные колики, сердце барахлит, печень ни к черту, того гляди, разлитие желчи случится, мне с таким здоровьем разве можно столь тяжкий воз на себя взваливать? Вот так всегда, один срывает, так сказать, цветы наслаждений, порхая как мотылек, а другой потом хоть костьми на службе ложись... Вы, батенька Дмитрий Степанович, учудили с террористками своими, не подумавши, а нам, грешным, теперь распутывай...

Листая подшитые, уже тронутые желтизной времени бумаги, Колычев понял, что следствие велось вполне формально – лишь бы поскорее передать дело в суд. Очевидно, Аристарх Герасимович изначально уверившись в виновности Анастасии Покотиловой, уделил внимание лишь тем фактам, которые подкрепляли его версию.

Например, рассказ Анастасии о телефонном звонке неизвестного человека, сообщившего о несчастье с мужем и срочно вызвавшего ее домой, нисколько не заинтересовал следователя. Тем паче, Ксения Лапина этих сведений не подтвердила. Следователь даже не потрудился опросить прислугу в доме Лапиных, способную удостоверить, что телефонный вызов имел место, сочтя этот вопрос совершенно несущественным...

Найденная в секретере Анастасии Павловны любовная переписка в деле фигурировала как свидетельство ее неверности мужу, но никто не подумал подвергнуть письма загадочного обожателя дактилоскопическому исследованию – держала ли сама Анастасия эти листки в руках или некто подкинул их в ее секретер, как она утверждала...

Так и не было установлено, кто именно вызвал в дом Покотиловых полицию, подгадав именно к тому моменту, когда хозяйка вернется из гостей домой, обнаружит смертельно раненого мужа и в отчаянии склонится над ним.

Легко было предположить, что это не случайное совпадение, что некто, следивший за особняком на углу Староконюшенного и Мертвого, дождался, пока мадам Покотилова перешагнет порог дома, и тут же протелефонировал в полицейский участок, передав паническое сообщение о стрельбе в купеческом гнездышке, чтобы слуги закона поторопились. Но звонивший так и не был найден. Да его по-настоящему и не искали, даже тех соседей Покотиловых, кто имел в доме телефонные аппараты, опросить не соизволили...