свой час, так и не увидев чудес.

На холм незаметно спустились густые синие сумерки, засияли звезды над головой, зажглись болотные огоньки в траве, освещая мерцающим светом Ирна и Кристину.

– Мне пора возвращаться? – спросила Кристина с тоской. – Это ведь сон? Скоро я проснусь?

– Это сон, но сон о волшебной стране, – мягко сказал Ирн. – У нас – свои отношения со временем. Здесь нет никаких законов, их придумывают люди. Отдохни. Успокойся. Расслабься…

Кристина судорожно выдохнула, когда его пальцы пробежались по ее лицу, едва касаясь кожи и оставляя сияющие золотом следы.

– …люби.

58. Кристина

Поцелуй наполнил ее магией.

Знакомой теплой и щедрой магией сердца, которое билось в его груди, и сила переливалась через край – касанием губ Ирна.

Если бы Кристину спросили, она бы твердо ответила, что не хочет больше никаких мужчин в своей жизни. Ни человеческих, ни волшебных.

Но когда сила изливалась с прохладных губ Ирна, она вообще ни о чем не думала, наполненная светом. Таким мощным и ярким, какого она еще никогда прежде не встречала.

Прикосновения пальцев были нежными, такими нежными, что хотелось закрыть глаза и чувствовать только их. Облако вишневых лепестков окутывало ее, лаская кожу.

Когда-то давно, в далеком, оставшемся на другом краю пропасти детстве, Кристина мечтала о поцелуях с тем, кого полюбит по-настоящему и выйдет за него замуж. Алексей вывернул наизнанку ее мечту, разорвал в клочья, показав кровавую и страшную сердцевину, наполненную ненавистью.

Она больше не грезила о любви.

Но Ирн и не предлагал ей любовь. Он предлагал магию, силу, нежность. Но не любовь. Она сказала бы «нет» любви. Но не смогла отказаться от становившихся все более глубокими поцелуев, которые втягивали ее в такой головокружительный свет, что она сама тянулась за ними. Обвивала руками шею Ирна и прижималась сильнее.

Ее кожа стонала от счастья, когда он проводил по ней мягкими подушечками пальцев, лишь едва касаясь. Платье расходилось на нитки под его руками, открывая ее тело ласкам, но Кристина даже не замечала этого.

Лишь когда Ирн накрыл ладонью ее грудь, она вздрогнула и спросила тихо:

– Ты не сделаешь мне больно?

Его глаза полыхнули яростной зеленью.

– Любовь – это радость. Кто посмел лишить тебя ее?

Ей не нужно было называть имя.

Ирн сузил глаза. Его руки на мгновение чуть сильнее сжали Кристину в объятиях, но тут же вновь стали нежными.

– Я боюсь, – сказала она, кусая губы и опуская глаза.

– Тогда…

Ирн отвел руки, выпуская ее.

Позволяя отступить и больше не касаться его.

И сразу же стало мучительно обидно и жалко, что она лишилась его прикосновений.

Кристина подняла глаза на Ирна, глядящего на нее с легкой полуулыбкой на тонких губах. Он никуда не уходил. Он не бросал ее. Он был тут, рядом, – просто…

Она сама взяла его руку – в свои. Красивую, с тонкими белыми пальцами, умеющими держать меч и ласкать одинаково умело.

Сама положила ее на свое горло, отдавая ему власть.

Но Ирн покачал головой.

Молча.

Он откинулся в густую траву, поманив ее за собой, и Кристина прильнула к его груди, касаясь щекой того места, где слышался стук сердца.

– Мне не нужно уходить, если я просто хочу… побыть еще с тобой? – спросила она, пытаясь объяснить свое состояние словами. Кристина пока не доверяла чувствам.

– Ты можешь провести здесь хоть целую вечность.

В свете болотных огоньков шелковые волосы Ирна переливались, как ручей под звездами, сплетаясь с густой травой.

Как же он красив. Нечеловечески.

Твердая грудь – но она помнила страшный шрам.

Сильные руки – но она помнила, как с них лохмотьями сползала кожа.

Гладкий живот – но она чувствовала, что Ирн уязвим. Хрупок и могущественен одновременно. Это завораживало. Нежность и ярость, жестокость и доверие, красота и равнодушие.

Она коснулась губами его плеча, и Ирн прикрыл глаза.

– Сделай так еще, – попросил он.

Она дотронулась губами до острой ключицы. Провела по ней ртом, чувствуя, как гладкая кожа скользит под ее ласками. И впервые в жизни познавая, что ласкать бывает приятнее, чем быть ласкаемой.

– Ночь будет длиться вечно, – сказал Ирн, и Кристина поймала его слова, коснувшись губами горла. Там бился пульс: ловить его языком оказалось сладостно и интересно.

– Зачем тебе одежда? – спросил он, проводя руками по ее телу, и платье осыпалось лепестками на траву.

Кристина ахнула и заслонила обнажившуюся грудь.

Но Ирн просто смотрел на нее, ничего не делая.

Смотрел, и ей казалось – он видит все, что скрывают ее ладони.

– Зачем тебе стыд? – спросил он. – Кто тебя накажет?

– Бог.

– Он не узнает.

– Муж.

– Он не успеет.

– Я.

– Я тебе не дам. – Он отвел ее руку от груди, поднес к губам, поцеловал каждую костяшку пальца и коснулся губами серединки ладони.

А затем повторил все с другой рукой, открывая своему взору розовые соски, собравшиеся в твердые горошины.

Ладонь Ирна легла ей на живот, сдвинулась ниже – и Кристина вздрогнула и прикрылась, пряча от него сокровище.

– Ты играешь со мной! – возмутилась она, когда он снова потянул ее к себе.

– Это ты играешь со мной, – тихо отозвался Ирн, и улыбка тронула тонкие губы. – Мне нравится. Со мной давно никто не играл. Продолжай.

– Я не знаю, что дальше, – шепотом призналась она.

– Хочешь, покажу?

Она только кивнула.

Ирн обнял ее и перевернул, опрокидывая в густую ночную траву, навис сверху.

Светлые волосы скользнули по коже, пощекотали соски. Прохлада губ скользнула по ним, язык коснулся вершины, и Кристина почувствовала, что внутри нее запели золотые струны.

Каждый поцелуй наполнял ее счастьем.

Каждый поцелуй, что спускался все ниже и ниже.

Пока он не коснулся живота.

Мышцы заныли при воспоминании о жестокой боли первой брачной ночи. Кристина окаменела, боясь возразить, но Ирн заметил и нахмурился.

– Закрой глаза, – сказал он.

Она мотнула головой, глядя на него испуганно и недоверчиво.

Ирн запрокинул голову, усмехнулся и… рассыпался на бело-розовые лепестки, вихрем закружившиеся над ее обнаженным телом.

Кристина ловила их, но они ускользали, слегка задевая кожу, щекотали и касались так, что плоть начинала ныть, требуя еще.

– Ирн…

Шепот в ухо:

– Никого нет. Есть только ты.

Только она и вихрь лепестков – нежнее шелка, мягче бархата, терпеливее рассвета.

Они скользили по соскам, заставляя их напрягаться, гладили ее живот, отчего внутри все теплело и наливалось тяжестью, они тугим ветром обнимали ее бедра – но едва Кристина пыталась поймать ускользающее ощущение, назвать его, как оно вновь менялось.

Кристина ждала