И за завтраком Розали как можно бережнее посвятила Роберта в свое открытие.

Роберт был как громом поражен.

— Какая ерунда! Этого быть не может! Мой отец — Поль. — Он отчаянно замотал головой.

Но чем дольше он слушал Розали, тем больше задумывался.

— Сходство между вами невозможно отрицать, — закончила она свои рассуждения. — Будь Макс моложе и без бороды, я бы, наверное, заметила это гораздо раньше.

Вспомнив, при каких обстоятельствах она познакомилась с Максом и с Робертом, она невольно улыбнулась:

— Я бы даже сказала, что вас объединяет еще и общая склонность к опрокидыванию открыточных стоек.

— Но Макс же сказал, что между ними ничего не было, — беспомощно возразил Роберт.

Розали села к нему на кровать:

— Ты невнимательно слушал его, mon amour[69]. Он сказал, что произошло все и ничего. Возможно, дело не свелось к одним поцелуям. Возможно, одну ночь они были вместе — волшебную ночь, когда они летали над Парижем, — сказала она, вспомнив сказку.

— А дальше?

Розали задумалась:

— Да, что было дальше? Руфь едет в Нью-Йорк, где ее ждет не дождется Поль. Они женятся. Руфь беременна, все в восторге, и, возможно, она сама поначалу думает, что это ребенок Поля, но потом замечает черты сходства.

— Такие, как, например, голубые глаза.

Розали кивнула:

— Правильно. Или это родимое пятно. Или множество других. Все остальные видят то, что хотят видеть. Но уже поздно. Ребенок родился, и Поль счастлив, что у него сын. Руфь не хочет ставить под угрозу свой брак. Она проживает новую жизнь. И это хорошая, наполненная жизнь. И она хранит молчание. До самого конца. Она же не предполагала, что Марше когда-то все же опубликует эту историю и ты узнаешь, как было на самом деле.

Роберт, казалось, заколебался.

— Так ты считаешь, что она всю жизнь это знала? — спросил он.

Розали кивнула:

— Это была тайна, которой она ни с кем не могла поделиться. Ни с Максом. Ни даже с тобой. Жалея твоего отца. И всех вас.

Некоторое время Роберт сидел молча, обхватив голову руками.

— Я должен поговорить с Марше, — сказал он наконец с очень серьезным видом. — Боюсь, как бы ты не оказалась права в своих предположениях.

Она обняла его за плечи:

— По-моему, тебе надо поехать сегодня в Булонский лес без меня и выговориться с Максом. Думаю, он, так же как и ты, не знал правды. Но вместе вы до нее скорее доберетесь.

Роберт кивнул. Потом вдруг, словно вспомнив что-то, он сначала стиснул губы, а потом сказал:

— Тут есть еще один момент. Примерно через полгода после того, как умер отец, мы с мамой ездили в Париж. Мне было тогда двенадцать, и я как сейчас помню то радостное возбуждение, которое вдруг охватило маму. Словно в этом городе должно случиться что-то замечательное. Но ничего не случилось. — Он задумчиво покачал головой. — Во всяком случае, насколько мне известно. А в конце нашей поездки она очень погрустнела. Меня это встревожило, хотя я был еще ребенком.

Розали пожала плечами. Ее невидящий взгляд был устремлен в окно.

— Почему она после смерти отца поехала со мной в Париж? Хотела ли она еще раз повидать места, где встретила свою давнюю любовь? Хотела ли она повидаться с Максом? И по какой-то причине это не удалось? — Он беспомощно вздохнул. — Столько вопросов! Получу ли я когда-нибудь на них ответ?

— У тебя все получится. Передай от меня привет Максу! — сказала Розали, стоя перед знаменитым пивным баром «Брассери Липп» на бульваре Сен-Жермен.

Видя, что у Роберта неспокойно на душе, она проводила его до ближайшей стоянки такси. Дальше ему придется ехать одному. В кафе под белыми зонтами, неподалеку от кованых ворот, за которыми начинается парк Багатель, состоится разговор между обоими мужчинами, при котором ее присутствие было бы лишним.

Розали надеялась, что Роберт не сорвется, а Макс, узнав правду, отнесется к этому хорошо. И она была уверена, что у обоих много чего накопилось, что они захотят рассказать друг другу.

Перед пивным баром «Брассери Липп» с оранжевой маркизой над узкой крытой террасой, на которой все места были заняты, стояло несколько машин. Рука об руку они прошли мимо этого ряда к самой первой машине.

— Уезжая в Париж, я думал, что главный вопрос, которой мне предстоит решить, — это принимать ли мне предложенную должность или нет, — сказал Роберт, открывая дверцу такси. — А оказалось, что тут переписывается вся моя жизнь.

— Нет, Роберт, это совсем не так. — Розали еще раз обняла его и заглянула в глаза. — То, что было, останется у тебя навсегда. А новое только к нему добавится. Поль был тебе прекрасным отцом, и ты всегда будешь оставаться его сыном. А то, что ты сейчас, потеряв обоих родителей, нашел своего биологического отца, — это подарок, который преподносит тебе жизнь.

Он нахмурился и посмотрел на нее с выражением комического отчаяния:

— В качестве подарка мне хватило бы и тебя.

Она улыбнулась:

— Возможно. И все же я верю, что ничего не случается без причины. И Макс Марше уж точно не тот человек, которого следовало бы стыдиться. Он знаменитый писатель, симпатичная личность, у него хороший вкус, он любит литературу, высоко ценит меня…

Она увидела, что Роберт скривил рот.

— Француз! — сказал он, садясь в машину.

— Ну и что, если француз! Что в этом плохого! — крикнула она ему вслед, когда машина уже тронулась и Роберт с иронической улыбкой помахал ей рукой. Она подбоченилась. — Ты и сам наполовину француз, мой дорогой, позволь тебе напомнить!

Вытаскивая вечером из-под кровати голубую записную книжку, Розали уже чувствовала себя очень, очень усталой. Она взглянула на собачью корзинку возле кровати, где спал Уильям Моррис. Его тельце было перебинтовано поперек живота широкой повязкой.

— Бедненький мой песик! — сказала она тихонько и погладила его по головке. Перед тем как погасить свет, она записала: