Оказавшись внутри магазина, Носс оперся на прилавок, дабы восстановить дыхание. Подняв глаза, он увидел, что хозяин маскарадной лавки уже возвратился.

— Я отнес к забору несколько масок. Они не подошли, — оправдался Носс.

— А, ничего страшного, — махнул рукой лавочник. — Я прослежу за тем, чтоб им вынесли то, что они просят. Не беспокойтесь — времени еще полно. А что насчет вас?

— Меня?

— Ну да. Вы выбрали себе личину?

— О… простите, что потревожил вас. Это совсем не то, что я думал. То есть, может быть, мне стоит просто…

— Глупости! Я не отпущу вас просто так, с пустыми руками. Просто доверьтесь мне, я обо всем позабочусь. Я хочу, чтобы вы отправились сейчас туда, где знают, что делать в подобных ситуациях. Вы — не единственный, кто слегка перепугался этой ночью. Пойдите направо и сверните за угол этой… нет, той дорогой, затем перейдите улицу. Найдите высокое серое здание. До сего момента его там не было, поэтому будьте бдительны и не пройдите мимо. Потом спуститесь по лестнице. Все понятно?

Носс послушно кивнул.

— Отлично. Вы не пожалеете. Теперь идите и не останавливайтесь ни перед чем и ни перед кем. Да, и вот это не забудьте. — Лавочник вручил ему пару диковинных масок. — Что ж, удачи вам!

…Хоть улица и была пуста и ничто не вставало у Носса на пути, он останавливался порой и замирал, как если бы из-за спины его окликал кто-то. Задумчиво оглаживая плоские щеки и подбородок, он шел к высотному серому зданию, раздумывая, изменились ли остальные черты его лица. Достигнув лестницы, идущей вдоль стены высотки, он уже не в силах был отнять от себя рук. Он нацепил на себя одну из двух врученных масок — ту самую, что лавочник так настойчиво сватал ему. Но почему-то она сидит на нем отнюдь не так идеально, как раньше. Она соскальзывает.

Он спускается по лестнице, что выглядит изношенной шагами несметного легиона ног, продавленной посередине тоннажем времени. Но, если верить словам торговца, совсем недавно ее тут даже не было. Ступени заканчиваются, и Носс входит под своды горницы, что выглядит очень старой и очень тихой. На завершающей стадии фестиваля она полна людей, что ничего не делают — лишь сидят безмолвно в тени, отражая гладкими лицами тусклый свет. Лица эти ужасали — они были либо лишены всяких черт, либо черты эти деградировали почти до неразличимости. Но тут, одно за другим, они стали обретать привычный образ. Причем это действо, если прислушаться, не проходило беззвучно. Новая плоть, раздвигая рвущиеся напластования старой, находила дорогу наружу — и сопровождал ее шелест, похожий на слышимый порой в глухой ночи звук роста деревьев в саду… и так же, как и этот природный процесс, рост новых лиц был красив. С ритуальной и торжественной неспешностью Носс сдернул с лица маску и отбросил в сторону — упав на пол, ложный лик продолжал усмехаться миру, собравшись в гротескную гримасу.

Истек срок старого фестиваля: пришла пора нового, великого праздника. И никто уже не сможет описать произошедшее, поскольку не сможет ничего припомнить. Но личины эпохи, от которой давно уж отрекся не терпящий однообразия мир, сыщут пару слов на самом дне омута памяти. Возможно, когда-нибудь они поведают о тех днях, выйдя из-за дверей, что никогда не открываются, встав во мраке лестниц, что ведут в никуда.

Со значительным интересом и некоторым беспокойством слушал я, как низенький бледный мужчина по имени Трессор рассказывал о своем замечательном опыте — его мягкий голос едва ли нарушал тишину комнаты, освещенной лунным сиянием. Он, похоже, был из тех, к кому сон приходит нечасто. Такие люди обычно довольствуются тем, что выходят на улицы и ищут хоть какое-нибудь подходящее развлечение из числа тех, что может предложить наш город. Скоротать часы до рассвета можно и в ночном клубе, но истинному инсомниаку его однообразные увеселения быстро надоедают, да и какой ему прок от толпы, что отказывается от сна сознательно?

Тем не менее немногим бессонным, в число коих угодил и Трессор, наш город рад открыть свои тайны — те, что не предназначены для света дня. В отсутствие снов, что хранят равновесие привычного мира, человек ищет им любую фантастическую замену… и порой находит ее.

Да, существуют такие чары, что почти возмещают ушедший покой. Увидеть некую необычную фигуру, с изумительной ловкостью перескакивающую с одной крутой крыши на другую, — достойная плата за череду тягостных бессонных ночей. Услышать зловещий шепот на одной из узких улиц и следовать за ним без возможности хоть как-то отгородиться от его неумолчной назойливости — превосходное лекарство для снятия симптомов болезненного бодрствования. И что с того, что все эти эпизоды никак не подтвердить, что с того, что в массе своей они так и остаются голословными, — разве не благая у них цель? Скольких обделенных сном наш город спас подобным образом от ножа, петли, передозировки таблетками? Однако, если и есть крупица правды в том, что, по моему мнению, произошло с Трессором, то он определенно столкнулся с чем-то из ряда вон выходящим.

Признаюсь, когда Трессор поведал мне свою историю, я счел ее полной преувеличений, этаким сверх меры приукрашенным рассказом об очередной прогулке во мраке. Кажется, в одну из своих пустых бессонных ночей он забрел в старые районы города, где ночная жизнь в той же степени отсутствует, в каковой она неизбывна в районах новых. Как я уже говорил ранее, Трессор был из тех, кто не чурался странностей города, — и потому он принялся вести более чем скромную слежку за человеком, что стоял у ступеней насквозь прогнившей старой постройки. Трессор отметил, что мужчина, похоже, торчит там без особой цели, спрятав руки в карманы шинели и взирая на прохожих с этаким библейским терпением. Здание, у которого он ошивался, было простеньким, приметным лишь окнами — так порой лица выделяются из толпы исключительно благодаря интересной паре глаз. Окна имели не вытянутую прямоугольную форму, как у большинства других домов на улице, а полукруглую, и каждое из них было разделено на несколько отдельных секторов-панелей. В свете луны они, казалось, блистали ярче положенного — возможно, виной тому был лишь контраст с окрестными домами: несколько чистых стекол на фоне множества грязных всяко привлечет к себе внимание. Иного объяснения лично я не нахожу.

В любом случае, когда Трессор решился пройти мимо здания, стоящий на ступенях мужчина подался вперед и сунул что-то прямо ему в руку. Обменявшись с незнакомцем недолгим взглядом, мучимый бессонницей Трессор опустил глаза к странной подачке. Это оказался лист бумаги, и ему пришлось встать под фонарный столб, чтобы разобрать тонкие, мелкие буквы. Выяснилось, что перед ним приглашение, отпечатанное на машинке на грубой, дешевой бумаге. Согласно листовке, в здании, которое он только что миновал, готовилась вечеринка — позже, той же ночью. Трессор оглянулся на мужчину, вручившего ему листовку, но того уже и след простыл. Это показалось ему очень странным — пусть тот и имел вид человека, пребывающего в непринужденно-спокойном настроении, человека, ничего и никого конкретно не ждущего, что-то явно привязывало того мужчину к месту, на коем он стоял. Его внезапное исчезновение, разумеется, смутило Трессора… но и зачаровало тоже.