Еще больше, чем эмоциональный язык, пресса обожает плохие новости, поэтому журналисты часто подчеркивают негатив и умалчивают о позитиве. В октябре 2007 года в британской газете Independent появилась мрачная статья с громким заголовком Not An Environment Scare Story («Это не страшилка про экологические проблемы»). Статья освещала недавний отчет о Программе ООН по окружающей среде. Тон статьи был оправдан, так как в отчете приводились документальные доказательства ухудшения состояния окружающей среды. При этом в первом абзаце краткого содержания, подготовленного в ООН, говорилось, что в отчете «приветствуется реальный прогресс в решении некоторых наиболее сложных глобальных экологических проблем». В статье в Independentне было ни слова о прогрессе.

Когда в 2006 году Американское общество по борьбе с раком обнародовало статистику, согласно которой общий уровень заболеваемости в Нью-Йорке и по США в целом снизился, газета New York Post смогла превратить хорошую новость в плохую в статье под заголовком Cancer Alarm! («Внимание! Рак!»): «По результатам недавнего исследования, в этом году у 88 230 жителей Большого яблока[30] был диагностирован рак, 35 600 человек умерли, многие от предотвратимого рака легких и рака предстательной железы». Только в одном предложении в третьем абзаце неохотно упоминался тот факт, что уровень заболеваемости раком – статистика, которая на самом деле важна, – снизился. Не меньшую изобретательность проявили журналисты газеты Toronto Star, чтобы найти ложку дегтя в сообщении Статистического агентства Канады, что средняя продолжительность жизни канадских мужчин достигла 80 лет. Уделив одно предложение этому важному историческому достижению, журналист поспешил перейти к выводам: «Плохая новость в том, что рост численности пожилого населения в Канаде может привести к краху системы здравоохранения».

Ученые, особенно исследователи в области медицины, уже давно жалуются, что журналисты предпочитают те научные работы, в ходе которых обнаруживается тот или иной риск или угроза. Врачи детской больницы SickKids в Торонто решили проверить это наблюдение эмпирическим путем. Они отметили, что в профессиональном медицинском журнале Journal of the American Medical Association от 20 марта 1991 года были одновременно опубликованы результаты двух исследований на тему заболеваемости раком у детей, проживающих в непосредственной близости от атомных электростанций. В первом случае результаты исследования подтвердили, что риск есть. Во втором – опасности не обнаружили. Широкая пресса традиционно сообщает о результатах исследований, которые публикуются в JAMA, так что это был отличный тест на предубежденность журналистов. Всего врачи насчитали 19 газетных статей. В девяти из них было упомянуто только об исследовании, выявившем угрозу. Не было ни одной статьи, в которой говорилось бы только о не выявившем опасности. В десяти статьях были упоминания об обоих исследованиях, но при этом гораздо больше внимания уделялось тому, которое выявило опасность.

Несмотря на необъективность этого подхода, его можно понять, как и тенденцию предпочитать эмоциональные истории точным данным. Как отмечает персонаж одного из рассказов Маргарет Этвуд: «Никто не любит плохие новости. Но они нам нужны. Нам нужно знать о них, чтобы не оказаться перед лицом угрозы неожиданно. Стадо оленей на лугу, головы опущены, мирно щиплют траву. Вдруг в отдалении лай – это дикие собаки. Головы, как по коман­де, поднялись, уши навострились. Готовы сорваться с места в безум­ный бег». Это первобытный инстинкт. Наши предки не отрывались от своих дел и не изучали горизонт, когда кто-то говорил, что поблизости нет львов, но вот предупреждение «Лев!» привлекало всеобщее внимание. Так запрограммирован человеческий мозг – и у читателей, и у журналистов. Эксперимент, проведенный психологами Майклом Сигристом и Джорджем Кветковичем, показал, что, когда студентам Университета Цюриха предлагали оценить результаты нового исследования об определенном риске для здоровья (пищевые красители, электромагнитные поля), они считали результаты более достоверными, если риск для здоровья был выявлен. Психологи сделали заключение, что «люди больше склонны доверять исследованиям с негативными результатами, чем тем, которые показывают отсутствие риска».

Для журналистов природная склонность к плохим новостям накладывается на сложность передавать хорошие новости в формате личных историй. Как, например, рассказать историю женщины, у которой нет рака груди? Или бывшего заключенного, ставшего законопослушным гражданином? Или что самолет приземлился без проблем и по расписанию? «Сотрудник почты доволен своей жизнью» – подобный заголовок вряд ли привлечет внимание, в отличие от, например: «Сотрудник почты убил восемь человек», – о, это то, что можно вынести на первую полосу.

Проблема может возникнуть даже с тем, как рассказывать о статистически репрезентативных плохих новостях. Статьи о серийных убийцах привлекают читателей. Вот только среднестатистический преступник – это 17-летний подросток, совершивший мелкую кражу, а читать о подростке и мелкой краже далеко не так захватывающе, как о серийных убийцах. Что касается статистически репрезентативной жертвы вируса лихорадки Западного Нила – без симптомов, без последствий, – ни одному журналисту не удалось бы написать об этом статью так, чтобы она вызвала интерес у кого-то, кроме статистиков.

Так обстоят дела в новостных медиа. Еще боль­шая склонность к сенсациям наблюдается в развлекательных медиа, так как в шоу-бизнесе не принято следовать точности в ущерб зрелищности. Романы, художественные фильмы и телевизионные шоу составлены из элементов, привлекающих внимание публики. Они известны всем авторам от Гомера до Квентина Тарантино – повествование, конфликт, неожиданный поворот, драма, трагедия, сильные эмоции – и мало напоминают риски, с которыми мы сталкиваемся в повседневной жизни. Особенно показательны в этом плане вечерние телевизионные программы. В одной из недавних серий «C.S.I. Место преступления» расследовалось убийство владельца казино. Преступление было раскрыто благодаря тому, что на жертве был подгузник: следователи узнали, что у жертвы был фетиш, – ему нравилось, когда его пеленали и обращались с ним как с младенцем. А в медицинском сериале «Анатомия страсти» красивая молодая женщина приходит на стандартный медицинской осмотр, ей сообщают, что у нее прогрессирующий рак шейки матки, и к концу серии ее уже нет в живых, – и это обычный день в больнице, где с поразительной частотой появляются пациенты с редкими заболеваниями типа энцефалита Расмуссена и ни у кого нет диабета или какого-нибудь другого скучного недуга, отправившего на тот свет больше людей, чем все редкие болезни, вместе взятые.

Это информационный эквивалент фастфуда. И по аналогии с фастфудом употребление его в больших количествах может иметь негативные последствия. Когда мы смотрим нечто подобное, Разум знает, что это не больше чем шоу: полицейские не расследуют убийства миллионеров в подгузниках, а больницы не переполнены красивыми молодыми женщинами, умирающими от рака. Вот только этого не знает Внутренний голос. Он видит живые истории, испытывает сильные эмоции, и увиденное удовлетворяет Правилу примера и Правилу «хорошо – плохо». Таким образом, несмотря на неоспоримый факт, что новостные медиа искажают восприятие риска у зрителей, необходимо признать, что часть вины за это лежит и на развлекательных медиа.