В самом начале этой главы мы упоминали некоторые сновидения, приходившие к Сильвии, которая, как мы полагали, является современным воплощением личности типа принцессы Шиповничек. По мере того как продвигалась аналитическая работа с Сильвией, у нее выявлялись такие модели поведения, которые никак нельзя было отнести к типу юной и милой принцессы, ожидающей своего пробуждения. Она в различных формах воспроизводила упрямый вопль Питера Пена: «Я не вырасту!» Это бросающее вызов заявление, если взглянуть на него со стороны, вне контекста его сказочного окружения. Но даже такой вызов может стать предвестником появления некоторых ценных идей и откровений.

Сильвия как-то пересказала мне вот такой свой сон:

У нас с вами [с психотерапевтом] была сессия. Дело было в каком-то санатории. Вы похвалили меня, сказав, что я очень веселая и милая. Эти качества отчасти были естественны, но в них также была частица наигранности. Я вдруг ни с того ни с сего поцеловала вас в щеку. Я была в ночной пижаме. Затем вы ушли. Потом я взглянула на себя в зеркало и увидела свое опухшее лицо. Тогда я подумала, что вы, должно быть, пожалели меня.

У нее в связи с этим сновидением сразу же возникла ассоциация – легенда о Щелкунчике. В ней рот принцессы растянулся, обезобразив ее точно так же, как это было в том сне Сильвии, и только мужчина, который никогда не брился и всегда был в ботинках, мог ее спасти. Вскоре появляется юноша, его целует принцесса, которая при этом избавляется от всех своих уродств и становится красавицей. Но тому юноше передаются все ее уродства, включая безобразные челюсти, и принцесса прогоняет его.

Очевидно, что этот сон был замешан на чувстве гнева и имел сексуальный подтекст. Она была в своей ночной пижаме, она поцеловала меня в щеку. Но в своих ассоциациях она передавала мне свои уродства. Ни один человек не сможет пережить утрату каких-либо своих способностей (как Сильвия, лишившаяся своей свободы и многого другого: все это выражалось в том, что она была погружена в сон) без того, чтобы почувствовать гнев и раздражение. Но против кого эти чувства должны быть направлены? Конечно, во многом против того, кто был обречен поцеловать ее и таким образом расколдовать («Почему так долго нет моего принца?»). В психотерапевтической практике они естественным образом направляются на терапевта. Независимо от его мотивов такой пациент будет чувствовать себя обманутым. Ни один человек не выберет для себя такую модель поведения, если есть возможность следовать другим. Но когда это тебе навязывается (как было в случае Сильвии), то понятно, что человек становится озлобленным.

При этом возникает серьезное противоречие. Те самые, кто, вообще-то, должен был выручить принцессу Шиповничек и вывести ее из беспомощного состояния, спасти из лап жестокой судьбы, те, кто должен был подтвердить ее статус как женщины и как пробужденной личности, обретают свою силу из-за того, что она вынуждает их к этому. Тот факт, что ее уродства передаются им, подливает масло в огонь садистических и мстительных чувств, а далее возникает порочный круг.

Тут можно провести параллель этого противоречия с тем, что мы видели в случае Пера Гюнта: он получал подтверждение собственной значимости в той модели поведения, которая одновременно разрушала ее. Эта модель становится все более и более разрушительной и в конце концов выливается в невроз.

Неприязнь к мужчинам коренится – если проследить ее истоки – в злости по поводу того, что мужчина не смог спасти ее от какой-то злобной женщины. После того как я предложил Сильвии такую интерпретацию во время сессии, на которой она поделилась со мной своими снами о принцессе и Щелкунчике, она ответила: «Вот прямо сейчас я осознала, что моя мать завидовала мне. Она в очень большой степени отказалась от своей женственной роли, а тут я – такая милая и веселая».

Вспомним «Пера Гюнта» – какие чувства озлобления и зависти испытал Пер по отношению к тем морякам, которых дома ждали горящие свечи. Тогда мы подчеркивали (как и сейчас), что злоба и зависть были первыми, пусть нехорошими, но зато искренними эмоциями, которые явились индикаторами зарождения процесса человеческого самоутверждения. Эти чувства были не бесполезны – они стали предвестниками того, что более приемлемые эмоции позже также придут.

Будучи по своему характеру невротическими, эти чувства отражают состояние, в котором индивидуум ощущает, что не реализовал какие-то свои потенциальные возможности. Зависть – это характеристика неразвитой личности. Именно в этом смысле зависть всегда будет проблемой, поднимаемой во всех сказках о развитии женственности. Зависть всегда можно обнаружить в тех, кто пытается развиваться такими способами, которые на самом деле препятствуют развитию (например, передача возможностей по развитию кому-то другому). Если принцессе Шиповничек невозможно ощутить какие-то чувства в качестве своих собственных, если она не воспринимает свою сексуальность как именно свою, свою способность к произведению потомства и свое спонтанное осознание себя в качестве движения своего сознания, а остается заложницей завистливой матери, она навсегда останется совершенно беспомощной независимо от того, сколько принцев ее поцелуют.

Однако, как я полагаю, в последнем примере психоанализа зависть является внутренним качеством самой Сильвии. Мы видели, что в сказке эта проблема сама становится объектом, перемещается вовне индивидуума, предстает в облике наивной невинности. Миф же проблему персонифицирует, делает ее неотделимой от индивидуума, придает ей чрезвычайно важное субъективное измерение. Если же представить себе, что этот миф облечен в форму драмы, то придется допустить, что вся борьба, весь конфликт вокруг чувства зависти является просто выражением злости, живущей внутри этого человека – Сильвии. Ее личность отличается неразвитостью, а возникшая в ней зависть разрослась настолько, что приобрела невротическую форму, блокирующую ее дальнейшее развитие. Подобное может случиться с каждым из нас. Сильвия характеризуется присущей ей завистью, которая является не чем иным, как невротически извращенными, неразвившимися в ней ее потенциальными возможностями. Как отражение протекающего в ней конфликта эти потенциальные возможности находят выражение в негативной и деструктивной форме стремления к самоутверждению через какие-либо явные способы командовать другими людьми. Поначалу это проявлялось по отношению к мужчинам (ко мне – как во сне со Щелкунчиком), а позднее и к женщинам. Центральный момент в психотерапевтической работе с пациентами, обладающими типом личности принцессы Шиповничек, заключается в том, чтобы помочь им найти и почувствовать ту позитивную силу, которая присутствует в их стремлении угрозами понуждать других людей делать то, что им («принцессам») нужно. В самом деле, Сильвия в те детские годы испытывала чувство огромного удовлетворения и собственной значимости от ощущения своей способности контролировать своих братьев и даже – в определенной мере – своего отца. Негативную, полную негодования и мстительности энергию, сопровождающую зависть, необходимо превратить в желание и в волю, которые должны послужить конструктивным целям и помочь ей достичь того, чего она хочет и в чем нуждается для обретения собственной свободы и чувства ответственности.