Потянулись здания фабричного вида: в сохранившихся стёклах отсвечивало хмурое небо, улицы были завалены мусором. Джанет приходилось лавировать между брошенными машинами.

Несколько раз свернули, затем впереди показалась высокая синяя стена. Когда подъехали ближе, стена обернулась гладью огромного озера. Его синева была угрюмой и холодной, как ружейная сталь.

Остановив машину у заброшенного причала, Джанет повернула голову. Варламов глянул в ту сторону: над синей водой лежала полоса мрака, а дальше вставали огромные стеклянные здания. Они жались друг к другу как скопление призраков — остатки былых времён и былого величия.

— Это Чикаго? — спросил потрясённый Варламов. — Я видел его с самолёта.

— Мёртвый город, — тихо отозвалась Джанет. — Я была здесь с дядей. Он сказал, что это самое величественное и печальное зрелище в современной Америке. От Нью-Йорка и Вашингтона ведь и этого не осталось.

Варламов огляделся, печальный опыт научил не доверять покинутым городам. Пустой причал, из воды торчит ржавый борт судна, темнота притаилась за окнами зданий.

А вдруг кто-то прячется там?

— Здесь не опасно? — спросил он. — А если бандиты…

Джанет резковато рассмеялась:

— Что ты боишься? Здесь нет бандитов, слишком невыгодная позиция для обороны. Легко прижать к озеру.

Варламов вспомнил, что поклонники Трехликого тоже любят устраивать охоту в таких местах, но промолчал: вдруг ещё больше настроит против себя Джанет? В который раз уныло подумал: чем обидел её?

Щёлкнула дверца — Джанет вышла из машины и стала ходить взад и вперёд, пиная сапогами мусор. Варламов тоже вышел и стал глядеть то на Джанет, то на мёртвый город. Затхлость чувствовалась в холодном воздухе, и необъяснимая тревога овладела Варламовым.

— Ты это хотела мне показать?

— Да, — сказала Джанет, останавливаясь и не глядя на него. — Хотела показать, что вы, русские, сделали с Америкой!

Сначала Варламов не почувствовал ничего. Потом ощутил, что у него загорелись щёки. Ледяной ветер полоснул по лицу, насмешливо заныл в стальных конструкциях. То ли от ветра, то ли от обиды на глаза Варламова навернулись слёзы, он стёр их тыльной стороной ладони и стал смотреть на здания.

Они выглядели такими одинокими! Самые высокие уходили вершинами в тучи, и, казалось, вот-вот оставят этот негостеприимный берег, и тучи унесут их в иной, лучший край.

Евгению стало жаль их. Жаль этот величественный город над пустынным озером. Жаль Джанет, которая потеряла родителей и ютилась у дяди — в комнате, плывущей куда-то среди мрачных дубов. Жаль эту страну, по которой так тосковала мать. Жаль маму, чью могилу, наверное, уже занесли снега. Жаль Россию, свою далёкую родину, которая тоже упорно боролась за жизнь…

Варламову словно железными пальцами сдавило горло. Спотыкаясь, он сошёл к воде, чтобы оказаться подальше от Джанет. На берегу сел на землю, и его сотрясли рыдания.

Она остановилась: какой смысл бродить по грязному причалу? Что задумала, то и сделала, пусть Юджин поглядит на мёртвый Чикаго. Посмотрела вдаль — какая унылая синева у этого озера! Понемногу, помимо воли, взгляд переместился на берег, где сидел её спутник.

Она усмехнулась:

«Посмотри на него, Джанет! Как он сник. А как уверенно держался недавно. Словно не был ни в чём виноват. Словно всё здесь было приготовлено специально для него.

Но ты поставила его на место, Джанет! Заставила почувствовать свою вину. Пусть другие любезно улыбались, но ты не забыла — это из его страны пришла в Америку смерть.

Ты не станешь улыбаться ему. Не станешь смотреть на него. Когда вернётесь домой, пусть он уйдёт. Или уходи ты — пусть с ним нянчится дядя.

Ты можешь уехать прямо сейчас. Садись в машину и уезжай. Пусть он добирается пешком — мимо разрушенных городов, мимо Тёмных зон. Всё это дело рук его соотечественников, их вина. Пусть и он хлебнёт этой вины, напьётся и будет пьян, как от виски. Но прежде подойди к нему. Скажи, как ты ненавидишь его!..

Что это? Он плачет?..

Это хорошо. Не одной тебе плакать, уткнувшись лицом в подушку. Тогда подожди, полюбуйся, как плачет мужчина. По щекам текут слёзы, прежнего самодовольства нет, на лице отчаяние.

Ну что же, не одной тебе испытывать отчаяние бессонными ночами. Пожалуй, не стоит ничего говорить. Ты можешь быть довольна.

Но почему он плачет? О ком он плачет? Даже странно, что мужчины могут так плакать…

Нет, он не мужчина! Он слабак. Он не достоин твоей ненависти, лишь презрения. Пожалуй, не стоит бросать его здесь, ещё упадёт по дороге. Лучше взять с собой. Он тряпка, можешь вытирать об него ноги…

Но почему так болит твоё бедное сердце, Джанет? Ты словно вырываешь его из собственной груди. Почему ты так плачешь? Где твоя гордость и где твоё презрение? Ты сейчас упадёшь. Упадёшь прямо к его ногам.

Смотри, он перестал плакать. В глазах пустота. Ты когда-нибудь видела такую пустоту в глазах мужчины, Джанет?..»

Она повернулась и, спотыкаясь, пошла прочь.

Варламов пришёл в себя от равномерного шума и не сразу понял, что плещет вода о камни причала. Он привык к этому звуку, так плескались волны о валуны северных озёр — неутомимо и безразлично. И такое же безразличие ко всему на свете Варламов испытывал сейчас. Он вытер глаза ладонью, встал и пошёл к машине.

Джанет не было: наверное, бродила где-нибудь. Ну и пусть, век бы её не видел. Варламов сел в машину и стал смотреть на тёмные глазницы окон.

Время шло, Джанет не появлялась. Варламов стал испытывать беспокойство: как-никак он мужчина и отвечает за девушку, пусть и порядочную стерву. Жаль, что до сих пор не купил телефона, хотя вряд ли тут есть связь. Варламов вышел из машины, сунул двустволку под мышку и направился к пакгаузу, путь в другом направлении преграждала стена. По сторонам глядел уже внимательнее. Завернул за угол.

Никого.

Варламов почувствовал холодок в груди, пальцы стиснули ствол ружья. Куда могла подеваться Джанет? Неужели решила погулять? Не лучшее место для прогулок.

Рысцой пробежал вдоль стены до другого угла — и за ним пустота.

Только спокойно! Не бегать взад и вперёд. Скорее всего, Джанет пошла вдоль озера. Разве только завернула в одну из улиц, но что там делать?

Варламов взвёл тугие курки и быстро зашагал к угрюмому кирпичному зданию, за ним берег пропадал из виду. Жаль, что нет пистолета Болдуина, в двустволке всего два заряда. Хотя картечь на близком расстоянии надёжнее.

Вряд ли Джанет убежала от волков, она бы закричала. И самого Варламова сожрали бы, пока сидел в расстройстве на берегу.

Он достиг угла, миновал просевший на обе оси грузовик и сразу увидел две фигурки вдали.