– У вас всегда так? – спросил Ивар, осмотревшись.

– Еду надо зарабатывать, – ответил Альберт. – Это не коммунистическое общество, это вынужденная необходимость. Так, пшеница выращивается в специальных камерах. Чтобы в листьях происходил фотосинтез, к потолку таких камер прикреплены ультрафиолетовые лампы. Почва привезена с поверхности, и чтобы она плодоносила, ее ежемесячно удобряют. Все стоит на потоке. Сейчас наши генетики бьются над проблемой выращивания быстросозревающих сортов пшеницы, чтобы не долбить в породе новых камер для ее выращивания. К счастью, мы разведали новые залежи соляной руды, так что солью мы обеспечены надолго. Есть проблема с сахаром, пока мы пользуемся старыми запасами. В общем, за каждой крошкой хлеба стоит труд сотен людей: шахтеров, генетиков, пахарей, кладовщиков, ремонтников. Поэтому, чтобы еда выдавалась на законном основании, Вождь придумал нормативы работы. Если норматив выполнен, человек будет сыт, если нет – можешь ложиться спать голодным. Или идти работать. У каждого есть на руке браслет, внутри которого – микрочип, маленький детектор лжи, считывающий информацию о жизнедеятельности организма: частоту пульса, интенсивность потовых и жировых выделений и прочее. Обмануть машинку нельзя. Если показатели снизятся, значит, рабочий халтурит.

Осознанная необходимость. Ивар скривил губы. Ну и порядки! Вождь надеялся, что ему здесь понравится, да? Как же! Жизнь путешественника, бродяги куда слаще. И проще. Захотел есть – отобрал еду у прохожего либо выполнил какую-нибудь работу, за которую этот прохожий согласится дать еду. А здесь пахнет рутиной, здесь нет жизни, романтики какой-то. Здесь выживание.

Альберт удалился к пункту раздачи пищи. Ивар огляделся. Судя по всему, какого бы то ни было режима принятия пищи здесь не существовало. Люди приходили, поглощали пищу и уходили, и все это происходило непрерывно, как в громадном муравейнике. Через несколько минут появился Альберт. В его руках было два подноса. Один из них оказался перед Иваром, и тот с любопытством принялся изучать глазами блюда, принесенные Альбертом. На первое – жидкая похлебка с лапшой и зеленью, на второе – гречка жареная с тонким ломтиком бекона. И, как полагается, в стакане рядом – горячий чай.

– Ну, приятного аппетита, – улыбнулся Альберт и принялся уплетать свою порцию.

Ивар покосился на похлебку. Давно он не употреблял жидкой пищи. Обычно дело сводилось к поглощению консервированной тушенки.

– Приятного аппетита, – ответил Ивар и, откусив от большого ломтя черного хлеба, заглотил ложку супа.

Только теперь он почувствовал, как был голоден. Со стороны казалось, что Ивар и Альберт пытаются есть наперегонки, так быстро убавлялся уровень супа в их тарелках. Когда первое закончилось, они также синхронно отодвинули тарелки и принялись за гречку.

Через несколько минут все было кончено.

– Ну как? Вкусно? – поинтересовался Альберт, довольно поглаживая свой живот. – На кухне висит щит с лозунгом, мол, все делай на совесть. А теперь обернись.

Ивар оглянулся. Во всю высоту стены позади него краской была намалевана надпись: «Поел – помой, потом домой!», и в ряд стояли десять умывальников, около которых толпились люди.

– Надо мыть? – огорчился Ивар.

– Конечно. Займи мне очередь, я сейчас подойду.

Взяв с собой и поднос Альберта, Ивар подошел к разношерстной толпе. Все оживленно переговаривались, обсуждая последние сплетни и личные рекорды по выполнению трудовых нормативов. Ивар ждал. Время шло. Прошло пятнадцать минут, еще через десять минут подошла очередь Ивара. Альберта все не было.

А когда, помыв всю посуду, Ивар вышел из столовой, тот, нахально улыбаясь, ждал его около экрана новостей. Ивар побагровел от ярости.

– Спокойно-спокойно, бык! – засмеялся Альберт, отмахиваясь от наступавшего Ивара. – Это тебе реалии жизни: никогда не делай ничего безвозмездно.

– Ты обманщик! – взревел Ивар.

– Я? Нет. Я сходил за твоей едой, а ты должен помыть за мной посуду. Так у нас все устроено, глупыш.

Ивар насупился.

– Реалии жизни, говоришь?

Альберт кивнул.

– Ладно, я это запомню! – прохрипел Ивар. – Я теперь тебе руки не подам бесплатно! Ты меня понял?!

Альберт засмеялся. Наконец-то до этого детеныша дошло, как следует себя вести в цивилизованном обществе.

– А теперь пойдем, я тебе кое-что покажу. Монах говорил тебе про чудо-зверя, спрятанного в нашей кунсткамере?

Ивар промолчал.

– Пошли, тебе понравится, – позвал Альберт. – Быть может, я познакомлю тебя с человеком, который убил его.

И Ивар направился вслед за ним. Ладно, посмотрим кто кого. Он, Ивар, будет сохранять внешнее спокойствие и дружелюбие, однако когда-нибудь отплатит этому выскочке той же монетой.

– Ее зовут Кира де Крузо, – продолжал Альберт. – Она француженка по национальности и, быть может, именно поэтому красива, как ангел. Красива, как ангел, и опасна, как бес. Многие парни из нашего города мечтали б зачать с ней ребенка, однако она не дается. Чего можно ждать от девчонки, записавшейся в гвардию «Бешеных Псов»? Первому ухажеру она проломила голову, когда тот пытался овладеть ею, второго сбросила в шахту после того, как тот сделал ей предложение. Будь осторожен, когда вы останетесь с ней наедине.

– И где она сейчас? – спросил Ивар.

– Возможно, снова полирует колбу с мертвяком. Б-р-р!

Ивар засмеялся.

– Милая девочка!

– Та еще стерва.

Спустившись по лестнице на несколько уровней вниз, они вышли в промышленную зону. Со всех сторон доносился скрежет металла, визг резака. Ивар отшатнулся, когда из камеры в тоннель посыпался ворох горящих железных опилок.

– Здесь всегда так, – пояснил Альберт. – Здесь делают оружие, ремонтируют транспорт, варят вагонетки. Уровнем выше, кстати, находится пищеблок, а в соседнем крыле выращивают рожь и пшеницу. Я как-нибудь свожу тебя туда, когда ты будешь выбирать себе профессию.

– Какую профессию? – переспросил Ивар.

– Если надумаешь остаться.

Ивар усмехнулся. Как же, непременно.

– Поворот направо, сэр, – попросил Альберт. – Мы пришли.

Кунсткамера была огромна. Ивар от удивления раскрыл рот, осматривая ее пространство было до потолка забито экспонатами. Вверх, как небоскребы, тянулись стеллажи с разного рода колбочками, колбами и колбищами. Были там и чучела неизвестных тварей, которые жили задолго до начала войны. По шкафам сновали, удерживаясь на передвижных лестницах, люди в белых халатах. Иногда они соскакивали с лестниц и живо, как обезьяны, карабкались по полкам, пытаясь найти нужный экспонат. Все это более напоминало джунгли, нежели музей: лианы проводов, стены стеллажей-деревьев, ученые-обезьяны. И над всем этим великолепием сияла одна огромная лампа, похожая на блин.