* * *

Сюань-цзун, как твердый приверженец даосизма, основал специальные школы, где преподавались премудрости учения. Был расширен круг даосских трактатов, знание которых необходимо было при сдаче экзаменов на ученую степень. И эпоху своего правления он назвал вполне по-даосски: «Небесное Сокровище». Более того: в каждом китайском доме полагалось иметь на видном месте лист, на котором было начертано нечто вроде «символа веры» даосизма.

К буддизму Сюань-цзун проявлял определенный интерес. В его дворце, наряду с даосскими священниками, постоянно находились и буддийские монахи: хотя бы на случай, если надо будет помолиться о выпадении дождя на иссушенную засухой землю. Но в то же время эта чужеродного происхождения вера вызывала у него немалые опасения. Буддийские монастыри все больше превращались не столько в религиозные центры, привлекающие толпы верующих, сколько в хорошо налаженные финансово-экономические предприятия. Они владели огромными земельными участками — с пашнями, садами, лесами, богатствами недр. Там трудилось множество арендаторов, наемных работников, послушников, рабов. У монастырей были свои ремесленные мастерские, гостиницы, они широко вели торговые дела. Ученые монахи неплохо освоили азы банковского дела: занимались ростовщичеством, наладили вексельную систему (благодаря ей, купцы могли не брать с собой в дорогу большие суммы денег, что было довольно рискованно из-за разбоя: достаточно было иметь гарантийное письмо от одного монастыря к другому). Многие китайские крестьяне, вместо того, чтобы исправно трудиться на полях и платить налоги, уходили в монахи.

Сюань-цзун принял соответствующие меры. Деятельность монастырей была поставлена под контроль. Части монахов пришлось вернуться на свои наделы, стала ограничиваться и численность сангху — религиозных общин буддистов-мирян. Были упразднены «лишние» деревенские кумирни. Вопросами, связанными с буддизмом, стало заниматься то подразделение ведомства ритуала, которое отвечало за прием и отправку посольств — этим подчеркивалась его чужеродность. Такие строгости поддерживались правоверными конфуцианцами: в буддизме как религии они видели посягательство на приоритет общегосударственных культов, а в его общественной значимости — угрозу для существования Поднебесной как единой, спаянной общими интересами и взглядами семьи.

Большая пагода Диких гусей в Сиани (эпоха Тан)

Статуя Будды в Гонконге.

Но нельзя было не признавать притягательности буддизма за счет его глубочайшей философской мысли, его опоры на личность конкретного человека, которому открывался путь к вечному блаженству через очищение от грехов, его готовности оказать насущную помощь молитвами перед высшими силами. И не только молитвами — монастыри не скупились на благотворительность. Монахи занимались врачеванием, спасали тысячи людей во время эпидемий. Буддийские празднества, отмечавшиеся в монастырях, были многолюдны и необыкновенно зрелищны, их участники переживали высочайший духовный подъем — вплоть до экстаза. Пагоды, призванные устремлять людские помыслы ввысь, стали необъемлемой частью китайского пейзажа. Особенно оживляли они равнинные просторы в дельтах великих рек. Буддийские статуи и фрески оказали немалое влияние на китайское искусство.

На долю буддизма выпадет еще немало гонений, но в китайском общественном сознании уже сложился синкретизм, сосуществование трех основных религий — конфуцианства, даосизма и буддизма. Синкретизм существует и в наши дни (не будем иронизировать и ставить в тот же ряд, например, «идеи Мао»). Причем во все прошедшие века религии вполне мирно уживались в душах отдельно взятых китайцев и даже обогащали там друг друга.

* * *

Культура Поднебесной в эпоху Тан была на высочайшем подъеме. В упомянутой выше Академии Ханьлинь создавались труды по самым разным отраслям знаний. Тщательно собирались старинные тексты — тем, кто их приносил, в награду отмеряли немало шелка, а содержание ветхих свитков и бамбуковых табличек тщательно переписывалось на бумагу.

Специальное ученое ведомство составляло по образцу сочинений Сыма Цяня историю прежних и нынешней династий — на основании сохранившихся летописей, указов и других архивных сведений. Было написано восемь так называемых «нормативных» историй, посвященных династиям, правившим с I по VII вв. После кончины очередного Сына Неба историки подводили итог его царствованию — своеобразный «приговор истории» — и начинали кропотливо собирать материал о текущем правлении.

Не останавливаясь на содержании всей культурной жизни эпохи, особо отметим взлет поэзии. Она была в необыкновенном почете — программа «дворцовых» экзаменов на ученое звание «продвинутого мужа», которое открывало путь к высоким чинам, обязательно включала сочинение стихотворения. Стихи скрашивали нелегкие годы, проводимые чиновниками в дальних провинциях, куда их забрасывала служба. Переложенные на музыку, стихи звучали из уст девушек — обитательниц «веселых домов».

Творения Ли Бо, Ду Фу, Ван Вэя — сокровища не только китайской, но и мировой Литературы. Ли Бо называл себя «одним из десяти тысяч творений природы» — и ему была открыта ее сокровенная внутренняя жизнь:

В поэзии Ли Бо часто присутствуют мотивы луны, чаши рисового вина и доставляемой ею радости. По преданию, однажды он, пребывая в блаженном опьянении и творческом вдохновении, потянулся из лодки за манящим отражением ночного светила — и утонул. Но, скорее всего, это вымысел — тоже поэтический.