– Почему пижонский? – возмутился Максим.

– Все в вас пижонское. Мне кажется, что вы ходите по миру в тонких кожаных перчатках и маске. Чтобы не дышать с простыми людьми одним воздухом, – я сама не понимала, что я несу. Я так не думала, ей-богу. Господи, отпили мне язык!

– Да о чем вы? Что во мне такого? Я же не виноват, что веду дело с другой стороны. Что же мне теперь, нарушить все договоренности только ради вашего личного удовольствия? Да еще когда его «бывшая» завела такого активного адвоката.

– А! Значит, вы все-таки признаете, что я адвокат, а не охранник, – сделала неожиданный вывод я. Максим в ярости нажал на тормоза, да так, что я чуть не вылетела в лобовое стекло.

– Приехали, прошу, – тоном змеи, готовящейся к укусу, произнес он.

– Спасибо. Только я думаю, что наш разговор не продлится и минуты, – продолжала источать агрессию я.

– Пусть. Раз уж я вас сюда привез, то, по крайней мере, имею право поговорить.

– А зачем вы меня сюда привезли? – продолжила строить из себя капризную девчонку я. Он не ответил, только набрал код и мы зашли в подъезд. В пылу нелепой перепалки я не успела оценить по достоинству небольшой свежеотреконструированный особняк на Пречистинке. А ведь там было чего оценить. Аганесов со своим Ленинским проспектом был просто мальчишкой по сравнению с роскошью, которой владел (или просто работал, я ведь не знаю, кто там у них в конторе платит за офис) Дементьев. Мрамор переливался на свету, стекла огромных самооткрывающихся дверей блестели от чистоты, лестницы гулко перекликались под каблуками посетителей. Максим открыл какой-то магнитной картой красивую тяжелую дверь, обшитую дорогим деревом. Она беззвучно пропустила нас внутрь, в тишину и темноту кондиционированного помещения. Я вспомнила, что часы перевалили за конец рабочего дня еще тогда, когда я покидала раздевалку охраны, так что теперь уже, наверное, около семи.

– А что, тут никого нет? – уточнила я.

– Секретарша уходит в шесть. Со мной здесь работают еще двое адвокатов и два наших общих помощника, но они, наверное, уже разъехались по домам, – с открытым и честным лицом ответил он, а я подумала, что вряд ли могу рассчитывать на изнасилование в тиши кабинетов. А жаль. Но на маньяка Максим Эдуардович не тянул даже вечером в темном помещении без свидетелей.

– Ну, давайте поговорим, – я села в кресло, держа осанку королевы, и милостиво кивнула. А что, надо же мне как-то компенсировать мой неженственный наряд.

– Давайте, – согласился он, но так ничего и не сказал по делу. – Чай, кофе? Может, коньяку?

– Вы что, предлагаете мне выпить? – засмеялась я. – Подпоите меня и заставите подписать мировую?

– А что, это идея, – одобрил он и на полном серьезе достал бутылку Мартеля. Я запаниковала. А вдруг все-таки изнасилует. Хотя, что я говорю, изнасиловать можно того, кто планирует сопротивляться. А я что? Планирую? Или нет?

– Я бы предложил вам вина, но у меня ничего нет, только коньяк, – смущенно извинился он, разливая Мартель по бокалам. Интересно, он что, всерьез считает, что я буду с ним пить?

– Вы думаете, что я действительно буду с вами пить? – решила прекратить это безумие я.

– Вы знаете, Лариса, с тех пор, как мы с вами вляпались в это дело…

– Это вы вляпались, а я веду нормальный процесс, – уточнила я.

– Ну, хорошо. Я вляпался. Я все думал, как я могу заставить вас поговорить со мной по-человечески.

– О мировой? – подколола его я.

– В том числе. Лучшего способа, чем вместе выпить, я не нашел.

– Неплохая фантазия, – одобрила я.

– Если бы мы с вами познакомились на какой-нибудь вечеринке и имели возможность оценить друг друга объективно…

– Сквозь призму искрящегося бокала, – мне начал нравиться наш разговор, и я все-таки взяла из его руки бокал.

– Да. Но мы смотрим друг на друга из противоположных окопов. И я в своем окопе выгляжу не самым лучшим образом. Так что предлагаю выпить за знакомство, – мы чокнулись и выпили. Или мы просто чокнулись, но останавливаться не хотелось. Я сидела в кресле и пристально рассматривала такое прекрасное, освещенное неровным светом настольной лампы, лицо Максима. Его цыганские глаза искрились так, как они, наверное, сияют перед кражей, когда молодой цыган крадется по опушке леса, пробирается к конюшне и тихо гладит нервную кобылу по гриве, чтобы она не вырывалась. Он ее гладит, нашептывает ей на ухо какие-то слова, она при этом фыркает и косит глазом, а у цыгана замирает сердце в страхе, что сейчас поймают и глаза горят от куража и азарта.

– Я на своих подступах иностранной державы тоже смотрюсь не лучшим образом. Жаль, что мы не столкнулись, когда я работала у Аганесова, – поддержала его я.

– Еще? – спросил он. Я кивнула. Он налил, мы выпили. Он налил, открыл коробку конфет «Коркунов». Теплая волна коньячного жара поплыла по моему телу, выжигая холод и тяжесть всего дня.

– Как получилось, что вы стали адвокатом? – спросила я где-то после третьей рюмки. Не смотря на всю странность нашей встречи, мы сидели в креслах друг напротив друга, смотрели друг на друга пристальными, немного нетрезвыми глазами и нам было хорошо. Так очевидно хорошо, что каждая минута была ценной, каждый миг хотелось растянуть. Говорить о делах не было правильным. О жизни – в самый раз.

– А что, я смотрюсь, как совершенно нетипичный адвокат? – тихо засмеялся он.

– Ну что вы, как раз как заправский адвокат. Просто интересно.

– Ну, я много думал, кем быть. Хотел быть космонавтом, но боялся высоты. Тем более такой. Хотел быть кузнецом.

– Правда? – удивилась я.

– Да. Я как-то был у родственников в деревне и видел, как они работают. Нечто завораживающее. И потом, когда перед тобой ложится нож или меч, который ты сам выковал… Это непередаваемо.

– А я мечтала быть учителем русского языка и литературы. Я стащила из библиотеки методическое пособие и преподавала его своим куклам. Мне было восемь лет, – пьяно покачивая ногой в армейском ботинке, поделилась я.

– Прямо не верится, что когда-то вам было восемь лет.

– А что тут такого? И я носила коричневое платье с черным фартуком, между прочим. И кстати, может, раз уж мы почти допили ваш Мартель, то перейдем на ты? – предложила я.

– Не вопрос. Ты знаешь, я вспомнил, когда я решил быть юристом или чем-то в этом духе.

– И? – я склонилась вперед, изображая интерес всем телом. Все-таки, как мало мне надо, чтоб напиться.

– Я ходил тогда в седьмой класс и страшно увлекался боксом. Смотрел все бои, знал боксеров поименно. Даже составлял таблицы.

– Серьезно.

– И записался в секцию. Я мечтал быть чемпионом. Так и видел у своих ног поверженных соперников. А когда я туда пришел, мне поставили синяк. Тренер поставил. Я заплакал и спросил, почему нельзя обойтись без этого. Тренер мне сказал: «Ты должен держать удар».