меня из себя. Мы схватились серьезно прямо посередине тель-авивской улицы, после чего я, разгоряченный спором, пошел напрямую к моей матери. Во мне горела обида: да как Наоми смеет! Я сказал, что, если она не даст мне развода, я ее разведу за измену. На что услышал от матери резкое: «Ты? Ее? За измену?!» Единственная женщина, которая могла меня остановить на всем скаку, была моя мама. В конечном счете Наоми дала мне развод, и мы развелись, сделав наши отношения легче.

В Израиле у меня был друг детства, еще из времен самаркандской школы. Он никогда мне не звонил, но дружба оказалась на всю жизнь. Вдруг звонок от него в Манчестер. Моей первой реакцией было: «Что-то с моей мамой?!» Он ответил: «Нет, это другое. Наоми погибла, попала под машину». Я горевал, как горюют о смерти любимой подруги.

Одна из самых красивых зрелищ, которые я видел в жизни, — это Наоми, выступающая стоя на столе в кофейне лагеря мигрантов из Ирака — Маабара. Это было место, в которое попадали новые мигранты после приезда в Израиль. Движение пользовалось серьезным влиянием в этом районе. Я помню также Наоми в ее споре о дальнейшем развитии молодой партии — и свою гордость тем, насколько она была умнее всего окружения.

Развилки: огосударствление и роль личности в истории

Одно из повторяющихся свойств истории — это непредсказуемые повороты течения событий на ее развилках. Это периоды и точки времени, когда под вопрос подпадают само собой разумеющиеся процессы, есть возможности разных будущностей, а также выбора между ними. Теряется чувство предсказуемости, и на уровне ежедневной жизни исчезает уверенность в завтрашнем дне.

Период с 1948 по 1949 год был для Палестины/Израиля временем исторических развилок — дальнейшее развитие страны могло продолжиться драматически разными путями. Глядя назад, мы видим переплетение двух ситуаций: той, которую израильтяне зовут Войной за независимость, а палестинцы Nehba, — и второй, более «широкой», периода 1967–1968 годов. Война 1967 года завершилась окончательным созданием Израиля — де-факто нового географически, по составу населения и процессам дальнейшего развития. Период от более ранних развилок 1948–1949 годов до окончания процесса в 1967‑м стал генезом современного Израиля, который в значительной мере определился политической позицией одного человека — Давида Бен-Гуриона — и его действиями как главы правительства и министра обороны страны.

В условиях политической слабости ревизионистов после их поражения в дни «Альталены» главной оппозиционной силой страны стала партия Мапам. Само ее создание определило ее в решающей мере как коалицию левых социалистов, сопротивляющихся политической линии Бен-Гуриона. Эта конфронтация с ним, опиравшимся на статус премьер-министра, овеянного славой главного деятеля победоносной войны, закончилась полным поражением Мапам. Как результат, Мапам раскололась и перестала серьезно влиять на политическую жизнь страны. Со временем эта вторая по влиянию партия времен Войны за независимость превратилась в относительно слабые политические охвостья, в поддержку которых играли премьер-министры и другие руководители парламентских коалиций Израиля.

Как уже говорилось, Бен-Гурион стремился контролировать все политические процессы. К должности премьер-министра он добавил пост министра обороны и этим присвоил себе право прямого вмешательства в ежедневные действия «генералов», то есть руководителей армии, создававшейся в основном на базе Ха-Гана. Бен-Гурион менял стратегические решения, вмешивался в определение их полномочий, а также напрямую менял занимаемые ими посты без согласования с Игалем Ядином — верховным руководителем армии. Бен-Гурион явно предпочитал офицерам, взрощенным Ха-Гана и Пальмахом, тех, кто служил в еврейской бригаде британской армии, считая их более «профессиональными». Он также явно и часто демонстративно предпочитал офицеров — членов Мапай членам Мапам.

В общих вопросах организации государственной власти стратегию Бен-Гуриона можно определить как огосударствление. Он систематически снижал влияние властей, сорганизованных «снизу», заменяя их представителями государственных органов. Часть муниципальных служб была перенята государственными службами. Было ограничено влияние муниципалитетов, и часть их полномочий была передана министерствам. При этом предпочтение отдавалось организациям, в которых имелось влияние правых. Для примера: из системы образования исчезла особая категория «трудового образования», которая представляла секулярный и в какой-то мере социалистический взгляд на цель образовательной политики страны. Формальной целью этого было объединение всех образовательных служб под правительственным руководством. Но вместе с исчезновением так называемого «трудового образования» осталось автономным и даже расширило сферы своего действия религиозное образование. Ученики институции высшего религиозного образования «ешибот» были вообще освобождены от службы в армии. Бюджеты на религиозное образование завышались. Эти реформы проводились с уклоном в сторону новых союзников Бен-Гуриона. К концу войны Бен-Гурион сосредоточил в своих руках — в полном смысле этого слова — все бразды власти страны.

Конец Пальмаха

С приближением конца войны 1948–1949 годов мы услышали о решении министра обороны ликвидировать автономный штаб Пальмаха — шаг в сторону роспуска Пальмаха в целом. Говорилось все более, что правительственные круги не доверяют Пальмаху и, возможно, видят в нем партийную милицию Мапам. Послышался голос тех, кому претил дух неформальности и тенденция к автономности подразделений Пальмаха. Создание государства все более виделось как огосударствление большинства функций общества.

Реакция на процесс роспуска Пальмаха была выражена в руководстве армии «бунтом генералов», который оказался безрезультатным и только привел к мерам усиления «дисциплины и порядка». Ценность Пальмаха как военной организации, имеющей невоенные аспекты действия военных структур, все менее упоминалась. Все чаще слышались обвинения в том, что автономия Пальмаха «могла привести» к неповиновению правительству, хотя и не нашлось фактов, подтверждающих это.

«Внизу», в рядах солдат Пальмаха, нарастали удивление и недоумение. Наши командиры не умели ответить на вопросы о том, «что происходит» и «в чем нас обвиняют». Для объяснения происходящего к нам прибыл Бени Маршак — директор отдела образования нашей бригады, известный как «политрук Хареля». Он выступил, рассказывая о вкладе Пальмаха в победу, о том, что не было никаких признаков нашей нелояльности к правительству. Сказал также о ценности методов общественной организации и тактик боя Пальмаха. Прослушав его речь, мы забросали его вопросами о том, что предлагается делать, чтобы защитить Пальмах от «черной» пропаганды и объяснить его место в жизни страны. Ответом Маршака было предложение каждому из нас написать личную открытку Давиду Бен-Гуриону с просьбой отменить роспуск Пальмаха. Потрясающая политическая беззубость этой меры определила нулевой результат нашей встречи с Бени Маршаком и оставила мощное впечатление идейного бессилия руководства Пальмаха. Эта возможная битва была проиграна до того, как началась.

Большинство моих товарищей по шестому батальону Пальмаха были беспартийными в полном смысле этого слова. Мы не понимали и, быть может, не хотели понимать тонкостей партийной борьбы в стране. В новых условиях