память, то наверняка бы узнавал тут каждый камень, каждую скамейку, каждое дерево. Теперь же всё оказалось подёрнуто волшебным ностальгическим флёром пятидесятилетней давности, и сквозь него медленно, как изображение на фотобумаге в ванночке с проявителем проступали знакомые здания, аллеи, очертания берега и иные памятные детали ландшафта.

Распространяться об своём «ветеранстве» я не стал. Кому надо — знают, а может, и нет. Здесь, слава богу, ещё не в ходу цифровые доппельгангеры, сопровождающие человека по жизни, где бы он не оказался, а рыться в бумажных архивах, чтобы выяснить, кому из новоприбывших уже довелось здесь побывать — да кому это надо? Бумаги, переданные ещё в Москве сопровождающим, я видел и даже изучил, и там о первом моём посещении «Артека» нет ни слова. Вот и хорошо, вот и не нужно — неохота мне с первого дня обзаводиться репутацией сынка высокопоставленных родителей, пристроивших чадо в престижную смену. Тем более, что путёвку-то я заполучил вполне по заслугам.

Кстати, о заслугах…

— А что у тебя была за тема проекта? — спросил Середа. Мы беседовали в угловой спальне первого этажа дачи номер три (второй этаж был занят шестым отрядом). Просторная, очень светлая комната с окнами до самого потолка одной стороной выходила на «Будённовскую» аллею, этот своеобразная центральный проспект лагеря «Лазурный», и напротив за высокими кипарисами вырисовывалась терраса с колоннадой — главный корпус, где находились столовая, кинозал, библиотека и помещения кружков. Окна другой, торцевой стены смотрела в палисадник, засаженный густыми кустами, с крупными белыми цветами, которые испускали одуряющий запах — особенно по ночам, как немедленно подсказала мне память. Я выглянул в распахнутое по случаю вечерней жары окошко — до земли метра два с небольшим, и если повиснуть на руках, то риск подвернуть ногу минимален. Попасть обратно тоже несложно — понизу «дача» опоясана кладкой из серо-жёлтого песчаника, есть куда поставить ногу, чтобы попробовать дотянуться до подоконника. Что ж, отлично: койку как раз под этим окном я вовремя успел застолбить, и это открывает передо мной массу интересных возможностей.

Однако — это всё потом. А пока всем было предложено разобрать вещи, отобрав то, что может понадобиться на каждый день, переодеться в выданную артековскую форму, а всё остальное, включая верхнюю одежду, упаковав в чемоданы, сдать в камеру хранения. Этот порядок соблюдался в Артеке строго, а на посещение камеры хранения требовалось, насколько не изменяет мне память, разрешение вожатого. Впрочем, может, на этот раз сделают послабление? Во всяком случае, вместе с «шильцем, мыльцем» и парой смен белья, я вытащил из рюкзака папку-скоросшиватель с бумагами по проекту и отдельно — тубус с демонстрационными плакатами, предусмотрительно сохранёнными после защиты во дворце. А поскольку на её обложке значилось моё имя вместе с вырезанной из журнала «Техника-молодёжи» яркой картинкой научно-фантастического содержания — это и вызвало вполне законный интерес моего нового соседа по спальне.

Вопрос был хороший, правильный. Многие из ребят уже начали интересоваться, что привезли с собой их товарищи по отряду — кто искренне, без задней мысли, а кто и из соображений вполне прагматичных. По условиям предстоящего «общего» конкурса фантпроектов каждому из отрядов предстояло провести внутренние «слушания» и отобрать для защиты два проекта — так что конкуренция тут намечалась нешуточная. Как правило, группы участников, представляющих ту, или иную организацию, выбирали для представления один проект и брались за него все вместе — так, к моему удовлетворению, наши, двроцовские «юные космонавты» единогласно остановились на моей разработке. Однако тут могли быть и исключения, вот Середа и интересуется…

— Ну, понимаешь… — я замялся. — Тут долго рассказывать. Если вкратце, то идея построена на использовании принципа «орбитальной катапульты» для дальних полётов — не для старта с поверхности планеты, а для мгновенного перемещения корабля в открытом космосе, понимаешь? Это всё довольно сложно, надо объяснять. Может, в другой раз, на общем сборе?

О том, что такой сбор состоится уже завтра, нам объявил второй вожатый — высокий белобрысый парень по имени Дима со значком «Альпинист СССР» с эмалевым комсомольским флажком и артековским «вожатским» значком, соседствовавшим над его карманом с ещё одним, знаком «Вожатый-инструктор». В Артеке среди вожатых было вообще принято украшать грудь россыпью разнообразных значков — от «ДОСААФ» различных степеней и мастеров спорта, до таких вот, ВУЗовских или, скажем, нагрудных знаков парашютистов. В данном случае, кроме них имелся ещё и синий «ромб» Московского Энергетического Института (который я и сам заканчивал в «той, другой» жизни) — и он помог мне однозначто опознать отцовского сотрудника. ж, впечатление парень производил неплохое, а что там будет на самом деле — это, как говорят в Одессе, будем посмотреть…

— Что ж, на сборе, так на сборе. — покладисто согласился Середа. — А мы будем Лидкин проект представлять. Он тоже связан с «орбитальной катапультой» — впрочем, нетрудно догадаться, сейчас все только на этом и помешаны…

Да уж… — усмехнулся я. У нас во Дворце из трёх представленных на конкурс проектов, так или иначе её касались. Кстати, имей в виду: специалисты — я о настоящих специалистах, тех кто разрабатывает эти установки — используют термин «космический батут», а не «орбитальная катапульта».

— Спасибо, будем иметь в виду. — рассеянно кивнул Середа. — Так я о нашем проекте. Представляешь: на геостационарной орбите находится большая промежуточная станция», вроде той, которую уже собираются строить, а вторая, рассчитанная на несколько тысяч человек — в точке Лагранжа! Если хватит мощности «катапульты»… в смысле, «батута» — то это будет идеальное место для орбитальных космических обсерваторий и телескопов, да и дальнейшее освоение Солнечной системы вести оттуда гораздо удобнее!

— Толково… — осторожно ответил я. — Но ведь подобную станцию уже проектируют, разве нет? В майском номере была большая статья, как раз на эту тему — огромная, на полторы тысячи человек, станция в точке Лагранжа на удалении в шестьдесят с чем-то тысяч кэмэ от Луны, разве нет?

Ответ у калужанина был готов — и, похоже, не раз уже обкатан в дискуссиях.

— Так то точка Лагранжа системы «Земля-Луна»! А в нашем — Лидкином, то есть, — проекте предлагается разместить станцию в точке Лагранжа системы «Земля-Солнце», это гораздо дальше, миллион шестьсот километров от нашей планеты! Правда, есть сложность: эта точка на самом краю так называемой «области земной тени», так что солнечная радиация блокируется там не полностью. И, знаешь, что Лида предложила? Соорудить что-то вроде огромного космического зонтика из полупроводниковой плёнки! Он одновременно и