Со стола порывом ветра смело стопку салфеток, и Каролина наклонилась их поднять.

– Ты принесла бурю. – Ал улыбнулся Доро.

– Как здорово! – воскликнула она. Доро все больше напоминала отца, черты лица стали острее, чисто-белые волосы – короче.

– Ал чувствует перемену погоды, как морской волк, – заметил Трейс, опустив тяжелый пакет на стол. Каролина придавила салфетки камешком. – Доро, замри! – воскликнул он. – Боже, какая ты красивая! Богиня ветра, честное слово.

– Раз уж ты богиня ветра… – Ал подхватил чуть не улетевшие бумажные тарелки, – то приглуши двигатель, чтобы наш прием не накрылся.

– Такой чудесный прощальный вечер! – продолжала восторгаться Доро.

Подбежала Феба с котенком на руках, темно-оранжевым клубочком. Каролина с улыбкой пригладила ей волосы.

– Можно мне его оставить? – спросила Феба.

– Нет, – как всегда, ответила Каролина. – У тети Доро аллергия.

– Мам, – жалобно начала Феба, но ее уже отвлек ветер, красивый стол. Она потянула Доро за шелковый рукав: – Тетя Доро! Это мой торт!

– И мой, – уточнила Доро, обнимая Фебу за плечи. – Не забывай, я уезжаю в круиз, поэтому торт и мой тоже. А еще мамы и Ала, потому что у них пятая годовщина свадьбы.

– Я уезжаю в круиз! – захлопала в ладоши Феба.

– Нет, нет, детка, – мягко возразила Доро. – Не сейчас. Это путешествие для взрослых. Для нас с Трейсом.

Разочарование Фебы было столь же глубоко, как недавняя радость. Живая и быстрая как ртуть – что бы она ни чувствовала, это поглощало ее целиком.

– Эй, малыш! – Ал опустился рядом с ней на корточки. – А эта киска любит сливки, как думаешь?

– Еще цепляясь за обиду, Феба попыталась сдержать улыбку, но тут же сдалась – и круиз был забыт.

– Вот и отлично! – Ал подмигнул Каролине, уводя Фебу за руку.

– Не берите котенка в дом, – предупредила Каролина.

Она поставила на поднос стаканчики и пошла с подносом среди гостей, в душе не переставая удивляться: она, Каролина Симпсон, – мать Фебы, жена Ала, активистка движения за права нездоровых детей; в ней нет ничего общего с той робкой женщиной, которая тринадцать лет назад стояла с младенцем на руках в кабинете безмолвной, погребенной под снегом больницы. Каролина обернулась на дом: кирпичные стены почти светились на фоне наливавшегося свинцом неба. «Мой дом!» – подумала она, своеобразным эхом к недавнему заявлению Фебы. И улыбнулась следующей, до странности уместной мысли: моя конфирмация.

У зарослей хмеля чему-то смеялись Сандра и Доро, миссис Солард несла по дорожке вазу с лилиями. Трейс, прикрывая ладонью спичку, пытался зажечь свечи, ветер ерошил его короткие волосы. Фитили шипели, вспыхивали и гасли, но все же один за другим разгорались. Язычки пламени осветили белую льняную скатерть, прозрачные конфирмационные чашечки, вазу с белыми цветами, торт со взбитыми сливками. Мимо пролетали автомобили. Их шум заглушали веселые голоса, шелест листвы. Каролина замерла на мгновение, думая об Але и его руках в темноте спальни. «Это счастье, – сказала она про себя. – Это и есть счастье».

Вечеринка продолжалась до одиннадцати. Доро и Трейс задержались после ухода гостей, помогли убрать подносы, остатки торта, вазы с цветами, вернуть столы и стулья в гараж. Феба уже спала. Ал отнес ее в дом, когда она разрыдалась от усталости и перевозбуждения, а вспомнив к тому же об отъезде Доро, наплакалась так, что едва дышала.

– Хватит суетиться! – Каролина остановила Доро, задев рукой плотные, упругие листья сирени. Она посадила эти кусты три года назад, они долго были жалкими веточками, а теперь начали разрастаться. На следующий год уже будут прогибаться под тяжестью цветов. – Я завтра сама уберу. А вам рано вылетать. Не терпится?

– Еще как, – отозвалась Доро так тихо, что Каролина с трудом ее услышала, и кивнула на освещенное окно: в кухне возились, очищая тарелки, Ал и Трейс. – Знаешь, мне и сладко и горько. Сейчас обошла в последний раз все комнаты. Это – моя жизнь. Так странно ее покидать. И все же я безумно жду отъезда.

– Ты всегда можешь вернуться, – сдавленно сказала Каролина – к горлу подступили внезапные слезы.

– Надеюсь, не захочется, – покачала головой Доро. – Разве что в гости. – Она взяла Каролину под локоть и предложила: – Посидим на крылечке?

Они обошли дом и устроились в креслах-качалках, под нависшими дугой ветвями глицинии, глядя на автомобильную реку, текущую по автостраде. В свете уличных фонарей качались большие, как блюдца, листья платанов.

– По грохоту нашего шоссе ты вряд ли будешь скучать, – пошутила Каролина.

– Это уж точно. А ведь раньше здесь было так тихо. Зимой его вообще закрывали. Мы скатывались на санках прямо на середину дороги.

Каролине вспомнилась та далекая ночь, когда луна светила в окна ванной, Феба заходилась кашлем у нее на руках, а с полей детства Доро взлетали аисты.

Сетчатая дверь распахнулась.

– Ну? – спросил Трейс. – Ты готова, Доро?

– Почти, – ответила та.

– Тогда я пойду за машиной, подгоню к входу.

Тринадцать лет назад, думала Каролина, она подошла к этой двери с грудной Фебой на руках. И позвонила – на свой страх и риск.

– Когда у вас самолет?

– Рано. В восемь. – Доро откинулась назад, разбросав руки. – После стольких лет я наконец-то чувствую себя свободной. Кто знает, куда я могу улететь?

– Я буду по тебе скучать, – сказала Каролина. – И Феба тоже.

Доро кивнула:

– Конечно. Но мы еще встретимся. И я буду отовсюду слать открытки.

С холма уже лился свет фар. Арендованная машина замедлила ход, рука Трейса махнула из окна.

– Труба зовет! – прокричал он.

– Что ж… Счастливого пути. И удачи. – Каролина обняла Доро, прижалась щекой к щеке подруги. – Знаешь, ты ведь тогда спасла мне жизнь.

– А ты – мне, дорогая. – Доро отстранилась. В ее темных глазах стояли слезы. – Надеюсь, тебе будет хорошо в твоем доме.

Еще миг – и Доро уже спускалась по ступенькам, на ходу запахивая от ветра белую кофту. Сев в машину, помахала на прощанье.

Каролина проследила за автомобилем, вырулившим на дорогу и быстро растворившимся в потоке огней. Над холмами еще шла гроза, небо вдали озарялось белыми всполохами. Ал появился на пороге дома с бокалами и занял место Доро в кресле рядом с Каролиной.

– Отличная вечеринка.

– Было весело, – согласилась Каролина. – Признаться, я устала.

– Но, надеюсь, чтобы открыть вот это, силы остались? – ухмыльнулся Ал, протягивая небольшой сверток.

Каролина разорвала упаковку, и ей в ладонь выпало сердечко из вишневого дерева, гладкое, как обкатанный водой камень. Она сжала его в руке, вспомнив медальон Ала, поблескивавший в холодном свете кабины. И крошечные пальчики Фебы, обхватившие его много позже.