Сержант остановил машину и откинулся на спинку кресла, отдуваясь.

— Можно считать, приехали.

— С чего ты так решил? — спросил Печеный, выглянув в окно.

— С чего надо. Это исходная точка, отсюда мы должны начать поиск.

Самурай вылез первым и прошелся вперед по дороге.

— Встанем лучше вон там, под навесом, — сказал он, вернувшись. — Отклонимся от исходной точки, просто чтоб на дороге не торчать.

— Мы не отклонимся. Исходная точка дана с точностью до пятисот метров. Так что весь этот берег, вон тот пустырь и даже те два ангара за рекой — это все исходная точка.

Солнце уже сползло к горизонту. Все вокруг почернело и стало зловещим, остатки давно не работающих сооружений казались поднявшимися из земли скелетами.

Все выбрались из фургона и собирали вокруг палки для костра — их было здесь предостаточно. Только Обжора сидел в стороне и колдовал с радиостанцией. Проходя мимо него, Антон задержался посмотреть. Обжора сразу обернулся.

— Иди себе мимо, не стой.

— Почему?

— Потому. С передатчиком работаю только я. Остальным незачем смотреть, как я это делаю.

— А как же режим радиомолчания?

— Не волнуйся, я передаю всего два бита информации. Нужно сообщить, что мы вышли на исходный.

Антон свалил дрова рядом с костром и сел неподалеку, глядя, как Печеный раскладывает концентраты по компактным посудинам из металлоткани.

— Надо собрать крупных веток и заложить ими машину, пока не стемнело, — предложил Сержант. — Не стоит оставлять ее на виду.

— Лучше просто сжечь, — ответил Самурай. — Если у нас все пойдет по плану, она нам не понадобится. Кстати, можем в ней сегодня переночевать.

— Только нужно оставить кого-то на стреме.

— Интересно, кто захочет? — ухмыльнулся Обжора.

— Ничего интересного, — ответил Сержант. — Дежурства по два часа, по очереди. Я готов первым.

— Нет, ты будешь спать, — сказал Самурай. — Ты и так почти сутки за рулем. Первым дежурю я. Потом Обжора, потом Печеный, потом Антоха. А там и вставать пора.

— А про меня забыли? — напомнил Леденец.

— Тебя я пока не знаю. Поэтому можешь спать.

Леденцу стоило обидеться, но он только пожал плечами и отвернулся.

Наконец Печеный закончил со своей стряпней. Все расселись кружком и молча поели. Про лежащие в фургоне бутыли со спиртным никто даже не вспомнил.

— Я все думаю, чего здесь не хватает? — произнес Печеный.

— Телевизора, — высказался Обжора.

— Комаров не хватает. Вроде вечер, и прохладно, и река рядом, а комаров нет. Даже как-то не по себе.

— Мне бы твои проблемы, — немедленно отозвался Леденец.

— А какие у тебя проблемы? — буркнул Печеный. — Дрыхни всю ночь, пока другие тебя охраняют.

— Кончай, — лениво остановил его Самурай.

В фургоне Антон забрался в свое кресло с ногами и долго сидел скорчившись, прислушиваясь к тишине. Тишина пугала. Хотелось слышать хоть что-то — крики ночных птиц, шум ветра, плеск воды в реке. Ничего этого не было. Лишь изредка из-за стен фургона доносился приглушенный хруст, заставляя вздрагивать. Но это гремели камни под ногами бродящего кругами Самурая.

На рассвете его разбудил Печеный.

— Давай, походи вокруг, — сказал он, будто извиняясь. — Я подремлю еще малость.

Антон вышел на улицу и сразу замерз. Пришлось вытянуть из воротника капюшон и завязать его поплотнее. Вокруг стоял жиденький полупрозрачный туман. Однако в нем не было той свежести, которую несет обычно раннее утро. Стойкий химический аромат даже усилился.

Антон походил немного вокруг навеса, затем стал смотреть в сторону реки. Туман там был подвижен, он плыл тягучими белыми пластами. Единственное движение в окружающем пейзаже.

Через минуту Антону почудилось какое-то беспокойство возле самого берега. Он замер и даже присел, не отрывая взгляда от груды почерневших щепок, на которых явно что-то шевелилось.

Антон поразмыслил — будить ли остальных или разобраться со своим открытием самостоятельно. Наконец решил сходить сам.

Переложив в руку пистолет, он двинулся к реке. Уже через несколько десятков шагов стало ясно, что на берегу стоит лошадь. Самая обыкновенная, хотя и невероятно изможденная, с выгнутыми внутрь ногами и неопределенного цвета шкурой, покрытой коркой грязи.

Лошадь копалась в обломках человеческого скелета. Сначала Антону показалось, что она обгладывает кости, но потом, подойдя ближе, он понял, что животное больше интересуется кучей древесных отходов, на которых был рассыпан скелет. Лошадь подбирала что-то из этой кучи, грызла длинными желтыми зубами и перекатывала во рту, надеясь нащупать хоть один съедобный кусочек коры. Заметив Антона, она прервала свою трапезу и несколько секунд косилась на него, ожидая дальнейших действий незнакомца. Потом потеряла к нему всякий интерес и снова занялась своими костями.

Антона передернуло. Он на мгновение представил себе человека, который жил здесь, работал, на что-то надеялся, может, ждал окончания срока контракта и возвращения домой, а дождался того, что какая-то одичавшая лошадь расталкивает его кости своей мордой, ища под ними завтрак.

Вернувшись, Антон увидел Печеного, который разводил костер, стуча зубами от холода.

— Не спится больше, — сказал он. — Надо хоть ребятам покушать сделать. А ты где был?

— Там, на берегу, лошадь, — сказал Антон.

— Чья? — Печеный удивленно вскинул глаза, сразу насторожившись.

— Ничья. Дикая.

Печеный хмыкнул, задумчиво покачал головой.

— Она точно ничья?

— Она сама уже полутруп. Никто не стал бы держать такую.

Печеный наклонился, пробуя раздуть огонь.

— Слей бензин из бака, — посоветовал Сержант, который только что вылез из фургона и встал рядом, обхватив себя руками. Он оценивающе посмотрел на Антона. — Ты как, готов? Сейчас с тобой пойдем.

— Куда? — не сразу понял Антон.

— Искать... — вздохнул Сержант и обвел мир долгим невеселым взглядом.

Антон вдруг понял, что сейчас им действительно придется разойтись в разные стороны и затеряться среди мертвых пустырей и молчаливых зданий-скелетов. Три маленькие группы, три крошечных островка жизни, перенесенных из большого и шумного, расцвеченного огнями мира в окоченевшее безмолвие, похожее на картинку из страшной сказки.

В этот момент время вдруг стало физически ощутимым — последние минуты вместе были, как вкус чудесного лакомства, которое вот-вот растает во рту.

Все уже проснулись и грелись вокруг костра. Печеный молча выставил рядом почерневшую кастрюльку со своим варевом, бросил стопку смятых тарелок.