Лэнгли был старше Годвина на три года, но в монастырской иерархии ризничий стоял выше. Тем не менее он всегда робел перед Томасом. Помощник неизменно почтительно относился к нему, но тому казалось, что ровно настолько, насколько требуется, не больше. Обмануть его будет непросто, а именно это Годвин и намеревался сделать.

Лэнгли передал Филемону престол и отошел следом за ризничим в боковой придел.

— Говорят, что ты можешь стать аббатом.

— То же самое говорят о тебе, — ответил Томас.

— Я не буду выдвигать свою кандидатуру.

Бывший рыцарь поднял брови:

— Ты удивляешь меня, брат.

— По двум причинам. Во-первых, мне кажется, ты лучше справишься с этой работой.

Томас удивился еще больше. Видимо, он не предполагал в Годвине подобной скромности. И был прав: ризничий лгал.

— Во-вторых, у тебя больше шансов. — Вот теперь честолюбец говорил правду. — Молодые предпочитают меня, ноты нравишься всем.

Лэнгли сощурил красивые глаза. Он искал ловушку.

— Я хочу тебе помочь, — продолжал между тем ризничий. — Убежден, следует выбрать аббата, который реформирует монастырь и приведет в порядок хозяйство.

— Думаю, мне это по силам. Но чего ты хочешь за поддержку?

Годвин понимал, что ничего не просить нельзя. Томас все равно не поверит. Он заготовил правдоподобную ложь:

— Я хочу стать твоим помощником.

Однорукий монах кивнул, но согласился не сразу.

— И как ты собираешься мне помогать?

— Прежде всего обеспечу тебе поддержку города.

— Считаешь, для этого достаточно иметь в дядьях Эдмунда Суконщика?

— Не так все просто. Городу нужен мост. Карл ничего не обещает. Город не хочет видеть его аббатом. Если я скажу олдермену, что ты начнешь строить мост сразу после избрания, за тебя встанут все.

— Но тогда многие монахи за меня не проголосуют.

— Я не был бы так категоричен. Не забудь, выбор братьев должен одобрить епископ. Епископы, как правило, достаточно осторожны и оглядываются на мнение мирян. Ричард не станет нарываться на неприятности. Поддержка города очень важна.

Годвин видел, что Томас ему не верит. Лэнгли пристально смотрел на него, и ризничий взмок, изо всех сил стараясь ничем себя не выдать. Однако Томас согласился с его доводами:

— Разумеется, нам нужен новый мост. Какая глупость со стороны Карла уходить от решения этого вопроса.

— Пообещаешь построить мост?

— Ты весьма настойчив.

Интриган прикрылся руками:

— Я вовсе не хотел. Конечно, следует делать то, что считаешь Божьей волей.

Томас вновь прищурился. Он не верил в бескорыстие собрата, но все же ответил:

— Я буду молиться.

Ризничий понял, что большей ясности сегодня от Лэнгли не добиться, а давить сильнее боялся.

— Я тоже. — Он отошел.

Томас действительно будет молиться. Для себя ему почти ничего не нужно. Если решит, что на то воля Божья, выставит свою кандидатуру, нет — нет. В данный момент Годвин больше ничего не мог сделать.

Гроб с телом Антония стоял в кругу свечного пламени. Собор заполнился горожанами и крестьянами из окрестных деревень. Претендент на дом аббата поискал глазами Керис. Сестра стояла в южном рукаве трансепта и осматривала леса Мерфина в приделе. Годвин любил вспоминать те времена, когда Керис была маленькой, а он — всезнающим старшим братом. Монах обратил внимание, что после крушения моста дочь дяди Эдмунда ходила мрачной, но сегодня повеселела, и Годвин обрадовался: он любил ее.

— У тебя, кажется, все хорошо, — ризничий коснулся ее руки.

— Да, — улыбнулась та. — Любовный узел развязался. Но тебе этого не понять.

— Да куда уж.

«Ты и понятия не имеешь, — подумал Годвин, — сколько любовных узлов среди монахов. Но зачем мирянам знать о монашеских грехах?»

— Хорошо бы твой отец поговорил с епископом Ричардом по поводу постройки нового моста.

— Моста? — скептически переспросила Керис. Ребенком она боготворила его, но все в прошлом. — А зачем? Это же не его мост.

— Избранного монахами аббата должен одобрить епископ. Вот если бы Ричард дал понять, что не утвердит того, кто не собирается строить мост. Некоторые братья останутся при своем, но будут и такие, которые решат, что нет смысла голосовать заведомо впустую.

— Понятно. Ты в самом деле думаешь, что отец может помочь?

— Не сомневаюсь.

— Я передам.

— Спасибо.

Зазвонил колокол. Годвин незаметно вышел из собора во дворик и влился в процессию монахов. Полдень. За утро проделана хорошая работа.

Рано утром в понедельник Вулфрик и Гвенда отправились в дальний путь из Кингсбриджа домой. Керис и Мерфин смотрели, как они плывут на новом пароме, и Фитцджеральд остался доволен. Правда, деревянные шестеренки быстро изотрутся. Лучше бы, конечно, железные, но… Девушка думала о другом.

— Гвенда так влюблена, — вздохнула дочь Суконщика.

— Вулфрик ей не светит.

— Откуда ты знаешь? Она решительная. Посмотри только, как девушка убежала от Коробейника.

— Но Вулфрик помолвлен с этой Аннет, которая намного красивее.

— Красота еще не все в любви.

— За что я благодарю Бога каждый день.

Девушка рассмеялась:

— Мне нравится твое смешное лицо.

— Вулфрик подрался из-за Аннет с моим братом. Наверно, он любит ее.

— У Гвенды есть приворотное зелье.

Молодой человек насупился.

— Ты считаешь, что девушка имеет право женить на себе мужчину, который любит другую?

С минуту Керис молчала. Нежная шея покраснела.

— Я об этом не думала. Разве это то же самое?

— Почти.

— Но она не заставляет его, она просто хочет, чтобы юноша ее полюбил.

— Пусть добьется этого безо всякого зелья.

— Теперь мне стыдно, что я ей помогала.

— Поздно.

Вулфрик и Гвенда сошли с парома, помахали друзьям и зашагали по предместью; рядом семенил Скип. Мерфин и Керис вернулись на главную улицу, и девушка бросила:

— Ты еще не говорил с Гризельдой?

— Как раз собираюсь. Не могу понять, хочу я или боюсь.

— Тебе нечего бояться. Это она лгала.

— Так-то оно так. — Фитцджеральд потрогал лицо. Синяки почти сошли. — Надеюсь только, Элфрик не полезет опять драться.