Победы были редким, случайным явлением. Побеждать — прерогатива тех, кто находится на самом верху иерархической судебной пирамиды, а я пока туда не добрался. Никто не предлагал мне помощь. Я думал, что, возможно, мне ничем нельзя помочь. И когда я проигрывал, мои клиенты, естественно, тоже проигрывали. Я видел их разочарование, их боль, их невысказанное осуждение — я взялся отстаивать их законные интересы и потерпел фиаско. Это была моя вина. Я чувствовал себя шарлатаном. Я чувствовал себя безнадежным, безмозглым бараном. Я ощущал боль неудачи так, словно мое сердце пронзили тупой, холодной штукой, и я медленно истекаю кровью, но никто не может остановить кровотечение. Боль от постоянных неудач была такой невыносимой, что я едва не бросил юриспруденцию. Это было до того, как я открыл магическую аргументацию, о которой уже рассказывал. А через несколько лет я освоил и сильную аргументацию. Давайте и мы ее освоим.

Но, прежде чем вычислить десять слагаемых сильной аргументации, я сломал себе голову, пытаясь понять причины своих хронических неудач. Я однозначно не был безумно притягательной личностью. Вероятно, я не был таким ловким и сообразительным, как другие адвокаты. Возможно, мне не хватало чего-то, что я мог увидеть в зеркале. Однажды, в отчаянии от своей бестолковости и беспомощности, я задумался над простым вопросом: являются ли неудачи неотъемлемой частью моей жизни? Существует ли какой-то невидимый арбитр, который ведет счет неудачам, чтобы после энного количества проигрышей дать человеку возможность одержать случайную победу? Я снова и снова задавался вопросом: являются ли неудачи неотъемлемой частью моей жизни?

Занимать позицию жертвы — значит позволять себя бить. Если неудачи не являются неотъемлемой частью моей жизни, если мне не обязательно проигрывать, тогда почему я проигрываю? Кто дает разрешение моим оппонентам разносить меня в пух и прах? Разрешение! Помню, в детстве меня каждый день колотил один хулиган, пока в один прекрасный день мне это не надоело. Как только я перестал позволять себя бить, меня больше не били. Сдвиг в парадигме творил чудеса, наделяя меня внутренней силой. Эта сила исходила не из ложной смелости. Я по-прежнему боялся. Я не отрицал своих недостатков. Я признавал, что мне не хватает многих — пожалуй, большинства — навыков компетентного судебного адвоката. Сила заключалась в одном-единственном слове: разрешение.

Ибо жертва сама соглашается быть жертвой. Осознав силу выбора не быть жертвой, я больше никогда не позволял своим противникам брать надо мной верх и больше никогда не позволял себе играть роль слабака. Вот так просто.

Когда я изменил свою позицию, произошло нечто волшебное. Как мне описать этот феномен? Я могу описать его, только исходя из обратной связи окружающих, потому что сам человек не видит себя со стороны и не может объективно судить о впечатлении, которое он производит. Меня стали по-другому воспринимать. Я по-другому выглядел. Я по-другому двигался. Я по-другому думал. Даже мой голос звучал по-другому. Установка победителя сказывалась во всем. Помню, как я заверял своего клиента: «Мы победим. Знаете почему? Потому что им придется убить меня, чтобы добраться до вас, а меня они убить не смогут. Они не смогут меня убить, потому что я им никогда этого не позволю». Установка победителя пронизывала все мое естество. И произошла удивительная метаморфоза. Я стал победителем.

Распределение ролей в драме жизни — «закон ядра». Я до сих пор удивляюсь, когда люди мне говорят, что ощущают мое присутствие в зале. Это их восприятие. Но я тоже воспринимаю себя неким центром аудитории, зала. Все во Вселенной начинается с меня — для меня. Давайте назовем это «законом ядра». Этот закон справедлив и в отношении вас.

Разве это не детский взгляд на мир? Разве это не болтовня инфантильной личности? Ведь только ребенок видит мир таким эгоцентричным образом. Но я дорожу своим инфантильным мировоззрением. Я борюсь с серьезностью, которой требуют от взрослых людей. Серьезность и смерть — двоюродные сестры. Мне претят холодные, предвзятые воззрения психологов, психотерапевтов и прочих ученых умов, которые навешивают на нас ярлыки, но не понимают нас, которые нас исследуют, но не любят, которые могут написать о нас длиннющий сухой отчет, но даже не упомянут в нем о нашей радости, о нашей любви, о нашей печали или о каких-то собственных чувствах.

Я клянусь никогда не взрослеть, никогда не терять своих детских взглядов, никогда не переставать быть ребенком, с его жизнерадостностью, непосредственностью, наивностью и магической креативностью. Даже умирая (если это когда-либо случится), я буду из последних сил цепляться за своего внутреннего ребенка, ибо только с впечатлительностью и наивностью ребенка можно по-настоящему познать опыт смерти. Посмотрите на звезды. Посмотрите на них с разного ракурса, поворачиваясь на триста шестьдесят градусов. Разве вы не в центре Вселенной?

Посмотрите на присутствующих в помещении людей. Разве они не поворачиваются вместе с вами, как вокруг некой оси — в вашем восприятии? Признайте это. Разве вы — не ядро своей вселенной?

Если я не вижу себя владыкой своей вселенной, занимающим в ней центральное место, тогда это место займут Другие. И это произойдет только потому, что я им это позволил. Я наделил их своей силой, своей властью. А разве не следует уважать того, кто обладает силой и властью владыки нашей вселенной?

Давайте над этим поразмыслим.

Подробнее о разрешении. Никто другой, никакая другая сила не может захватить мое место в центре моей вселенной без моего разрешения. Исходя из этого, разрешение становится словом силы. Я даю разрешение быть ядром, владыкой своей вселенной. Я даю разрешение себе, вам, моему наставнику или Богу. Но в любом случае разрешение исходит от меня.

Я обладаю властью позволять другим одерживать надо мной верх. И я обладаю властью позволять себе побеждать. Тогда как можно нас победить, если это зависит только от нас? Разве не очевидно, что мы сами позволяем Другим одерживать над собой верх?

Истина и выбор. Истина в форме откровения — это то, что мы уже знаем, но чего никогда не слышали на словах. Истина в форме открытия — это то, что мы уже знаем, но с чем никогда раньше не сталкивались. Истина как суждение — это продукт нашего опыта. Для ребенка, у которого отец — изверг, правда состоит в том, что все мужчины — монстры, которым нельзя доверять. Ребенок, у которого заботливый, любящий отец, представляет мужчин в совершенно ином свете.

Истина исходит из нашей системы убеждений. Истина — это то, что мы считаем правильным. Для кого-то истина — это Бог. Для кого-то — Христос, Аллах или Будда.