Собрав все свое мужество, я решительно протянул руку к телефону, но тот зазвонил сам, перепугав меня едва ли не до полусмерти. Но это был только Михаил.

– Ну, как дела, – осведомился он, вновь что-то пережевывая, – нашел телефон этой девицы?

– Да, – подтвердил я, – наконец отыскал. Вот только сейчас сидел и прослушивал ту запись.

– Что ее слушать, – воскликнул мой собеседник, – звони срочно!

– И что сказать?

– Скажи, что разгадал тайну клада гренадера и теперь точно знаешь место, где он был зарыт.

– И что это нам даст?

– Может, ничего и не даст, однако оповестить ее нужно. Больше ничего не говори, просто намекни, что само место отыскал. Посмотрим, что она на это скажет. Вдруг данная история вовсе не так проста, как мы с тобой думаем?! Да, кстати, по ходу дела я, кажется, догадался, почему там оказалась монетка именно 1861 года выпуска.

– И почему же? – равнодушно поинтересовался я.

– Да потому, – торжествующе повысил голос Михаил, – что как раз в 1861 году было отменено крепостное право! Ты не смейся, не смейся. Лучше послушай, какой я откопал отрывочек из реферата, который сам же некогда и написал. Называлась моя работа «Положения о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, от 19 февраля 1861 года». Вот кое-какие цитаты, как раз относящиеся к нашему случаю: «Первое. Крепостное право на крестьян, водворенных в помещичьих имениях, и на дворовых людей отменяется навсегда в порядке, указанном в настоящем Положении и в других, вместе с оным изданных Положениях и Правилах. Второе. На основании сего Положения и общих законов крестьянам и дворовым людям, вышедшим из крепостной зависимости, предоставляются права состояния свободных сельских обывателей, как личные, так и по имуществу. В пользование сими правами они вступают тем порядком и в те сроки, какие указаны в Правилах о приведении в действие Положений о крестьянах и в особом Положении о дворовых людях…»

– Постой, погоди, – перебил я его, – ну зачем мне какие-то дворовые люди?

– Да как же? – воскликнул Михаил, явно удивленный моей несообразительностью. – Ты пойми: после того как Александр Второй выпустил свой манифест, всю огромную

страну затрясло, словно в лихорадке. Фактически была оглашена совершенно потрясающая по своей мощи революция, причем идущая сверху! Земельная, социальная, политическая! Разом! Все стояли на ушах, все боролись за обладание землей, искали деньги для выкупа наделов, собирали всевозможные справки и отстаивали свои требования в судах. Дураку ясно, что вести поиски и раскопки в тех условиях, когда и крестьяне, и помещики озабочены грандиозным переделом собственности, было наиболее удобно. И отсюда мы с тобой можем сделать езде два вывода. Первый: наш неизвестный кладоискатель действительно нашел клад вовсе не случайно. Скорее всего, он знал о нем давно и ждал только подходящего момента, чтобы его откопать и вывезти. И второй вывод: он, наш конкурент, по-видимому, пребывал на государственной службе. То есть он знал о приготовлениях к изданию манифеста и понимал, какие события вслед за этим последуют. Готовился действовать в наиболее благоприятный момент, будто специально созданный для тайного изъятия ценностей.

– К тому же и найденная тобой монетка была слишком новенькая, – поддакнул я. – Скорее всего, наш фигурант получал жалование прямо из госбанка, куда монеты доставлялись прямо с Монетного двора. Недаром на ее аверсе выбито «С.П.Б.», что означает Санкт-Петербургский банк! Так что пока несомненно только одно обстоятельство: сто пятьдесят килограммов французского золота этот тип выкопал в промежутке между маем и сентябрем 1861 года. Вот так! О царском манифесте к тому времени уже были оповещены все подданные империи, и в сельских районах начался форменный хаос.

– Так что звони скорее француженке, – завершил разговор Михаил. – Покажи ей, что мы в России тоже не лыком шиты, да и вообще…

Повесив трубку, я некоторое время утрясал в голове свалившиеся на меня новости, после чего вновь взялся за телефон. Сделав несколько безуспешных попыток выйти на Париж через автоматическую станцию, я сдался и сделал заказ через оператора телефонного узла. Потянулись минуты ожидания. Чтобы не скучать без дела, я заварил себе чай с лимоном, изготовил пару бутербродов с сыром и едва начал холостяцкий ужин, как раздался характерный звонок междугородки.

– Слушаю! – схватил я трубку.

– Париж заказывали? – сухо осведомился голос на другом конце провода.

– Да, да, конечно, – с готовностью подтвердил я.

– Соединяю…

Что-то звонко щелкнуло, и послышавшиеся в динамике звуки музыки указали на то, что абонент снял трубку.

– Бонжур, – донеслось до меня из неведомых далей.

Далее последовала малопонятная тирада на французском, из которой я понял только то, что владелицы телефона на месте нет и что меня просят оставить сообщение автоответчику.

– Кх-м, кх-м, – солидно откашлялся я в микрофон, – здравствуйте, сударыня! Вас беспокоит Александр, тот самый человек, с которым вы беседовали весной и у которого случайным образом оказались бумаги, касаемые некоего старинного клада. Хочу вам сообщить, что теперь я знаю точное место, где он был спрятан. Если вас еще интересует этот вопрос, позвоните мне по следующему номеру в России: 7-095-907-**-**.

Какое-то время я бродил по комнате, неизвестно почему ожидая мгновенного ответа, но вскоре сообразил, что парижское время отстает от московского на два часа, и ответ может последовать нескоро. Включил телевизор и, досмотрев какой-то боевик до конца, с чистой совестью завалился в кровать. Было предельно ясно: сегодня мой французский абонент точно не позвонит, даже если прослушает автоответчик. Я оказался прав, ибо звонок поднял меня на ноги в начале первого ночи, то есть, по сути, на следующий день.

– Кто это, – спросонок пробурчал я в микрофон, – какого дьявола надо?

– Это вы, Александр? – словно свежим весенним ветерком повеяло из телефонной трубки. – Добрый вечер, я не слишком поздно вас беспокою? Это вы мне звонили из Москвы? Я доступна для разговора…

– Ничего страшного, – затряс я головой, стараясь рассеять остатки сна. – Всего четверть второго…

– Ой-ля-ля, – прыснула она, – совсем забыла о разнице во времени.

– Бывает, – постарался придать я должную бодрость своему голосу, -^ один раз в году можно не доспать.

– Почему только один?

– Потому что… думаю… да нет, я просто уверен, что вы мне никогда больше не позвоните.

– О-о, – удивление невидимой собеседницы, казалось, достигло наивысшей точки, – Вы – первый мужчина, который говорит мне такие слова. Остальные все же сохраняли за собой подобную возможность. Меня, кстати, зовут Сандрин, Сандрин Андрогор. Так что будем знакомы, Александр.

– Я, ей-богу, не со зла, – принялся оправдываться я. – Просто обстоятельства складываются таким образом, что вряд ли буду вам интересен в дальнейшем.