Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером 21 апреля 1940 г. в Кремле состоялось пленарное заседание Комиссии Главного Военного Совета по обобщению высказанных на совещании в Кремле предложений.
Выступивший на заседании Сталин предложил создать еще одну – «более узкую» – комиссию для рассмотрения вопросов, не обсуждавшихся в подкомиссиях.[478]Он, в частности, предложил коренным образом пересмотреть всю военную идеологию. Для этого, считал вождь, следовало создать новые журналы, кружки, в которых можно было бы свободно собираться и высказываться по различным проблемам, связанным с развитием Вооруженных Сил.
Сталин заявил по этому поводу: «Мы должны воспитывать свой комсостав в духе активной обороны, включающей в себя и наступление. Надо эти идеи популяризовать под лозунгами безопасности, защиты нашего отечества, наших границ». Далее он предложил «расклевать культ гражданской войны», который, по его определению, лишь закреплял отсталость Красной Армии. «Опыт гражданской войны, – разъяснял Сталин, – хорош, но недостаточен на сегодня, и кто этого не понимает, тот погиб. У нас есть в командном составе засилье участников гражданской войны, которые могут не дать ходу молодым кадрам». Вождь предложил выдвигать новые командные кадры, являющиеся «надеждой и сменой» РККА. Рассуждения Сталина о необходимости отказа от преклонения перед опытом гражданской войны, о назревшей проблеме преодоления «засилья» ее участников в командном составе Красной Армии и смене их «молодыми кадрами» тесно перекликались с теми мыслями, которые он «озвучил» в выступлении 17 апреля 1940 г..[479]Вождь также указал на необходимость «раскопать архивы немцев, французов, русских», касающиеся «империалистической» (Первой мировой) войны, «танцевать от опыта» этой войны и изучать одновременно специфику боевых действий конца 1930-х гг..[480]По предложению Сталина 21 апреля 1940 г. была создана комиссия Главного Военного Совета в составе 29 чел. под председательством маршала К.Е. Ворошилова, которая продолжила работу по обобщению итогов «Зимней войны».
Особое внимание в работе комиссии ГВС было уделено вопросу военной идеологии. 10 мая 1940 г. на ее пленарном заседании был заслушан доклад Л.З. Мехлиса по этому вопросу. Выступление начальника ПУРККА было адресовано присутствовавшим членам комиссии (23 чел.), а также специально приглашенным представителям Политуправления, руководителям военных академий, членам редколлегии газеты «Красная звезда» (всего доклад слушало свыше 50 чел.).[481]
Как верно заметил Ю.В. Рубцов, в основу своего доклада Л.З. Мехлис положил указания Сталина, сделанные на совещании при ЦК ВКП(б) начальствующего состава Красной Армии по обобщению опыта боевых действий (17 апреля) и на пленарном заседании комиссии ГВС (21 апреля).[482]Помимо этого, накануне своего выступления начальник ПУРККА имел беседы по вопросам военной идеологии с активным участником войны против Финляндии маршалом С.К. Тимошенко, который 7 мая 1940 г. был назначен народным комиссаром обороны СССР, сменив на этом посту К.Е. Ворошилова. Рубцов утверждал, что основной пафос доклада начальника ПУРККА «заключался в некотором отрезвлении – под влиянием итогов советско-финляндской войны – от шапкозакидательских настроений».[483]
Л.З. Мехлис начал доклад с того, что фактически повторил сталинский тезис о том, что Красная Армия лишь после вооруженного столкновения с финнами начала становиться современной армией, а также указание вождя о необходимости избавиться от «культа опыта гражданской войны». Начальник ПУРККА вынужден был признать со всей прямотой: боевые действия в Финляндии вскрыли целый ряд существенных недостатков в деле воспитания личного состава, в частности, – в содержании пропаганды и агитации. Причины подобных недостатков крылись, по утверждению Мехлиса, прежде всего в том, что военная культура армейских кадров находилась на низком уровне, а из этого, в свою очередь, вытекали искаженные представления о характере современной войны и неправильное понимание советской военной доктрины. Далее он упомянул о наличии ложных установок в деле воспитания и пропаганды Красной Армии, а именно: выдвижения лозунгов о ее абсолютном техническом превосходстве и непобедимости, о Советском Союзе как о стране героев и патриотов, неправильное освещение интернациональных задач и т.д. Наконец, Л.З. Мехлис отметил слабый уровень военно-научной работы в армии и стране; забвение уроков прошлого (в частности, боевого опыта русской армии); пренебрежительное отношение к изучению военной теории; наличие «культа опыта гражданской войны», в то время как этот опыт не всегда удавалось применять в условиях ведения современных боевых действий. Слепое преклонение перед ним, подчеркнул Мехлис, неизбежно ведет к копированию того, что было характерно для совершенно иной эпохи, для качественно иных условий. Помимо всего прочего оно мешало выдвижению молодых командных кадров.
Упомянув о существовании пропагандистского тезиса о непобедимости Красной Армии, Мехлис повторил сталинскую мысль о том, что на самом деле «история не знает непобедимых армий». Он привел в пример наполеоновские войны. Армия Наполеона I в течение почти двух десятилетий «держала под солдатским сапогом всю Европу», но в конечном счете потерпела поражение и прекратила существование. Л.З. Мехлис также напомнил, что японская армия дважды «на отдельных участках» (у озера Хасан и на реке Халхин-Гол) оказалась битой частями Красной Армии.
Хвастливые заявления о непобедимости приносят вред, сделал вывод начальник ПУРККА. Между тем, отмечал он, и в уставах Красной Армии, и во всей системе пропаганды и агитации «ложное понимание непобедимости» нашло широкое распространение. Эти «вредные тенденции» имели место и во время боев у озера Хасан, и в период вооруженного конфликта на реке Халхин-Гол. Особо губительно, признал Л.З. Мехлис, они сказались в начальный период войны против Финляндии, за что пришлось «платить лишней кровью». Общий вывод начальника ПУРККА не выходил за рамки сталинских суждений на сей счет: разговоры о непобедимости ведут «к зазнайству, верхоглядству и пренебрежению военным искусством» и в конечном счете – к «отдельным поражениям и временным неудачам».
Боевые действия конца 1930-х – начала 1940-х гг. выявили у значительной части красноармейцев готовность защищать свою родину на чужой территории. Такая готовность создавала основу для использования Красной Армии в наступлении, но только при обязательном указании на оборонительный характер войны. Последнее свидетельствовало о том, что руководство подстраивалось под массовое сознание, чтобы не вступать в противоречие с ним своими действиями. Это создавало для него определенное неудобство, но не являлось, как показала внешнеполитическая практика, непреодолимым препятствием.