— Я отвезу ее, — с важным видом заявила Кларисса, и все рассмеялись.

Дамарис было запротестовала, но Кларисса сказала:

— Тетя Дамарис, ты обязательно поедешь, а то я подумаю, что ты, как и все остальные, просто смеешься надо мной.

Это заставило Дамарис решиться.

— Я попробую, — сказала она. Мать была вне себя от счастья.

— Я всегда считала, — сказала она, — что если ты сможешь избавиться от этой апатии…

— Ты хочешь сказать, если она попытается, — сказала Харриет. — Что ж, Кларисса просто силой вынудила ее принять это приглашение!

Итак, Дамарис поехала с нами, а Кларисса сидела рядом и в который раз рассказывала ей о своей карете, и Дамарис слушала ее с зачарованным видом.

Моя бабушка очень рада была видеть нас, но особенно ее порадовал приезд Дамарис.

— Это большой шаг вперед, — сказала она. И снова я очутилась за семейным столом. Мне всегда очень нравились застольные беседы, которыми обычно руководил мой дед, — его мнение было вне всякого обсуждения, он ни с кем не считался. Он и я в некотором роде были родственными душами, и, когда я была маленькой девочкой, он уделял мне внимания больше, чем каким-либо детям вообще. Дед настоял, чтобы я села рядом с ним.

— Никогда не мог устоять перед красивой женщиной! — сказал он. Клянусь чем угодно, ты самая прекрасная из всех, кого когда-либо видели мои глаза!

— Тихо! — сказала я. — Бабушка услышит.

Моя шутка позабавила его и привела в хорошее настроение.

Все говорили о войне и успехах герцога Мальборо.

— Все, что нам надо, — это хороший вождь, и в лице Черчилля мы приобрели его, — заявил Эдвин.

Он всегда был сторонником герцога Мальборо, как и дядя Карл, и им было лучше знать — они служили под его руководством.

Дедушка начал жаловаться на то влияние, которое оказывает жена Мальборо на королеву.

— Поговаривают, что страной управляет герцогиня Сара. Женщинам от этих дел лучше держаться подальше.

— Надежда этой страны, — возразила мать, — в женщинах… и в том, что они приобретают все больше влияния, а этого-то нам и нужно. Уверяю вас, вот тогда и придет конец этой бессмысленной войне.

Это был давний спор, который время от времени затевался вновь. Моему деду нравилось перечислять, какие бедствия принесли в наш мир женщины, а мать с жаром защищала женщин и ругала мужчин.

Я знала, что бабушка согласна с моей матерью, как, впрочем, и я. Это была вечная война, и мой дед, вне всяких сомнений, находил большое удовольствие в этих спорах.

— Что меня больше всего удивляет, — вставила я, — так это, что мужчины, которое находят в женском обществе источник вечных наслаждений, первыми же порочат нас и стараются поставить нас на то, что, как они считают, является нашим истинным местом.

— Это все потому, — сказал Ли, — что мы особенно любим вас, когда вы ведете себя так, как вам следует вести.

— Порой, — тихо произнесла моя мать, — женщины поступают так, как только они могут поступить…

Дед смешался на какое-то мгновение, и бабушка быстро перевела наш разговор на другую тему. Но вскоре дед все равно вернулся к теме войны.

— Бессмысленная война! — сказала бабушка. — Воюют из-за того, кому сидеть на испанском троне.

— Но этот вопрос, — возразил дед, — напрямую касается нашей страны.

— Все надеются, — вставил дядя Карл, — что больше якобиты нас тревожить не будут.

— У них нет ни малейших шансов, — ответила я. — Анна твердо сидит на троне.

— Когда-то мы думали то же самое и о Якове, — заявил Эдвин. — Но и он, и мы узнали, что это еще ничего не значит.

— Ты считаешь, что на континенте что-то готовится? — спросила я.

Я надеялась, что никто не уловил в моем голосе взволнованных ноток… никто, кроме Харриет, разумеется. Она ждала этого вопроса и знала, почему я так обеспокоена. Порой Харриет мне очень мешала: она слишком много знала про меня.

— Уверен! — воскликнул Эдвин.

— Людовик всем заправляет, — добавил Карл.

— Именно, — подтвердил дед. — Чем больший раскол внесет он в наши ряды, тем лучше для него.

— Я думала, что со смертью Якова… — начала мать.

— Моя дорогая, — сказал Ли, — ты забыла, что есть еще один Яков.

— Мальчишка! — фыркнул дед.

— Примерно твоего возраста, Дамарис, — заметил Эдвин.

— Который, вполне возможно, даже не является настоящим принцем, буркнул дед. — Слишком много странного в его появлении на свет.

— Но ты же не веришь всем этим слухам про грелку? — спросила бабушка.

— А что там было? — поинтересовалась Дамарис.

— О, до того, как родился мальчик, у них были и другие дети, но ни один из них не выжил. Ходили слухи, что королева опять родила мертвого ребенка, а этого мальчика, Якова, принесли в королевские покои в грелке. Невероятная чушь!

— Но это доказательство, что даже в те времена Яков был не очень-то популярен, — вставил дед. — Ему следовало бы заметить, что происходит в стране, и пожертвовать своей привязанностью к католической вере, тогда бы он сохранил корону.

— Беда в том, — сказала мать, — что мы очень редко замечаем, что происходит вокруг нас. Если б так было, мы бы с легкостью избегали последствий. А просить человека, чтобы тот поступился своей верой, — это слишком много.

— А у вас есть грелка? — спросила Кларисса. — Я вот думаю, может, и у нас там есть какие-нибудь дети?

— Кларисса, что ты говоришь?

— А мне бы хотелось ребенка в грелке! — настаивала Кларисса.

— Кларисса! — твердо сказала я. — Грелками согревают постель, они не для детей.

Кларисса было открыла ротик, чтобы запротестовать, но моя мать положила руку ей на плечо и прижала к губам палец.

Но Клариссу было не так легко успокоить. Она снова открыла свой ротик с явным намерением возразить, но тут мой отец громко стукнул по столу:

— Маленькие дети здесь для того, чтобы находиться на виду, а не чтобы их выслушивали.

Она бесстрашно посмотрела на него, почти так, как я смотрела, когда была в ее возрасте.

— А почему? — спросила она.

— Потому, — ответил он, — что они вряд ли могут сказать что-нибудь интересное для взрослых.

— Уверен, что якобиты еще доставят нам уйму неприятностей, — сказал дядя Карл. — Вы сами знаете, они так просто не отступят.

— У них ничего не получится. Можешь быть уверен, мы никогда не позволим католикам вернуться сюда! — сказал дед и нахмурился.

Брови его за последнее время стали еще гуще и лохмаче, они очаровали Клариссу, как только она их увидела. И вот теперь она так была поглощена их созерцанием, что даже забыла спросить, почему?