— Не стоит, мистер Мозес, — сказал Мурманцев, провел пальцем по поясу и быстро отпрыгнул в сторону.

В тот же миг прогремел выстрел — Коулмен был начеку.

— Где он?! — крикнул Мозес, озираясь. — Ты его упустил, болван!

Мурманцев стискивал зубы, чтобы не застонать, и зажимал рукой дыру в левом предплечье. Коулмен все-таки подцепил его на пулю. Он уходил от них к самолету, ускоряя шаг и следя за тем, чтобы кровь не капала на землю — не оставляла следа.

— Мистер Мозес, — подавляя злость, произнес Коулмен, — вы не правы.

— Ладно. — Мозес махнул рукой, внезапно успокоившись. — Берите ребенка и быстро к самолету.

Открытый люк и спущенный трап ждали их возвращения. Кейт поднималась первой — Мозес отстал. Внезапно она остановилась, отняла руку от поручня и посмотрела на ладонь. Пальцы были в крови. Она показала Коулмену.

— Вряд ли здесь побывали кровожадные аборигены и сожрали пилота, — с сомнением в голосе сказала она. — Рэнди, ты его ранил.

— Я редко промахиваюсь, — угрюмо ответил Коулмен.

Подошел Мозес.

— Мистер Мозес, невидимка опередил нас, — доложила Кейт, демонстрируя руку.

Тот дернул уголком рта.

— Тем хуже для него.

Они поднялись в самолет. Бесчувственного ребенка уложили в круглой комнате, где еще утром слуга заменил разукрашенный им ковер. Другой прислуги не имелось, и Кейт пришлось изображать сестру милосердия, хотя ей очень не нравилось это занятие, по ее понятиям, унижающее свободную женщину.

Мозес отобрал у Коулмена рюкзак Мурманцева и заперся в своих апартаментах.

Заработали двигатели, самолет пошел на взлет. Красное солнце оседлало горизонт. Коулмен любовался им из окошка своей комнатки, предназначенной для обслуги, и думал о том, что пора бы наконец и домой, в Америку. И черт бы подрал всех Мозесов на свете.

Через час Кейт доложила:

— Сэр, ребенок пришел в себя. У него даже ничего не сломано. Живуч, как кошка. Пара небольших синяков и царапин, только и всего.

Мальчик был вымыт, переодет и крутил в руках кубик-головоломку. Половина лица опухла и неприятно багровела.

— Вот это вы называете небольшим синяком? — засушенным тоном поинтересовался Мозес. — Когда вас, агент Янг, будет бить ваш муж, тогда и расскажете адвокату о небольших синяках. А к этому ребенку прошу проявлять максимум внимания. Сделайте ему компресс, что ли.

Он повернулся уходить.

— Сэр, я не собираюсь заводить мужа, — отчеканила ему вслед разозленная Кейт.

Мозес не удостоил ее ответа. Направляясь в свои апартаменты, он вдруг остановился. Наклонился, изучая что-то на ковре. Возле стены тянулась цепочка темных пятен. Через несколько шагов он нашел такие же пятна на деревянной обшивке коридора. С минуту подумав, Мозес двинулся дальше. Повернул направо, к кабинету совещаний. Открыл дверь, вошел и немного постоял на пороге. Овальный стол в центре, кресла с высокими спинками, экран стереовизора во всю стену, пара длинных диванов.

— Я знаю, что ты здесь, русский, — произнес Мозес, положив руку в карман.

Он подошел к панели связи и нажал несколько кнопок.

— Коулмен, жду вас в зале совещаний по правой стороне.

И, обернувшись, увидел его. Мурманцев сидел на одном из диванов, сжимая плечо. Рубашка набухла кровью.

Мозел отодвинул от стола кресло и уселся. Перед собой положил пистолет.

— Ты умрешь от потери крови. Хочешь этого? Мы можем помочь тебе. Взаимообразно, конечно. Через несколько часов самолет приземлится на свободной земле Америки. У тебя есть выбор — умереть или попросить политического убежища.

Мурманцев не отвечал, с трудом удерживаясь на границе сознания.

— Да, знаю, — продолжал Мозес, — русские упрямы и не ценят жизнь. Зато ее ценим мы. Я не позволю тебе умереть. Это плохой выбор с твоей стороны. Тем самым ты не оставляешь выбора нам. Ты пренебрегаешь свободой, которую я тебе предлагаю. Потому что не знаешь, что это такое — свобода. Мы научим тебя. Тот, кто противится свободе, обретает ее насильно.

Явился Коулмен.

— Звали, сэр?

— Даю вам возможность исправить вашу ошибку, агент Коулмен. Снимите с него пояс.

— Да, сэр.

Коулмен подошел к Мурманцеву и посмотрел ему в глаза. Затем нагнулся и стал ковыряться с застежкой.

— Поосторожнее, — велел Мозес. — Я не хочу лишиться и этого трофея.

Коулмен передал ему пояс.

— Как он действует? — спросил секретарь, жадно осматривая добычу. — Психотроника? Пси-излучение? Гипнопрограммирование?

Он встал и надел пояс на себя. Около минуты пытался застегнуть его. Наконец ему удалось. Следующую минуту Мозес так и эдак водил по застежке пальцами, копируя замеченный жест Мурманцева. Потом посмотрел на Коулмена:

— Не действует?

Тот покачал головой.

— Почему он не действует? — Мозес повернулся к пленнику.

— Сломался, — с усилием произнес Мурманцев и попытался улыбнуться. — Высокие технологии не любят неумелого обращения.

Мозес снял пояс и бросил на стол.

— Ты не оставляешь мне выбора, русский, — жестко повторил он.

— Я не настолько властен над вами, — медленно выговорил Мурманцев. — А выбор всегда только один. Либо вверх — либо вниз.

Мозес подошел к двери и взялся за ручку.

— Займитесь им, — бросил он Коулмену. — Он нужен мне живым.

Спустя двадцать минут Мурманцев был перевязан. Коулмен действовал умело.

— Прошло навылет, — сообщил он, промыв рану и обработав антисептиком из аптечки.

— Знаю, — ответил Мурманцев, морщась.

— Хочу тебя спросить, русский, — поколебавшись, сказал Коулмен.

— О чем?

— Что такое «дыхание Бога»?

— А откуда это?

— Из книги, которая осталась от моего прадеда. Он был католик. Там много непонятного. Та трехголовая тварь напомнила мне одно место из этой книги. В ней сказано, что динозавры — потомки первого Змея. Они вымерли от дыхания Бога. Но часть спаслась в подземных пещерах Атлантиды.

Раненый усмехнулся.

— В таком случае дыхание Бога — это дыхание Бога. Ничего другого.

Коулмен затянул узел.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Мурманцев.

— Спасибо скажешь своему Богу, когда он тебя вытащит из лаборатории для промывания мозгов. Если, конечно, это произойдет до того как ты станешь полноценным дебилом и свободным гражданином Америки. Вставай, пошли.

Мурманцев прислушался к своим ощущениям. Ему показалось, что самолет начал снижаться.