Притаилась в теле.

Но и полных данных нет,

Снимок, что ль, нечеткий.

– Приготовься на предмет

Общей обработки.

– Баня? С радостью туда,

Баня – это значит

Перво-наперво – вода.

– Нет воды горячей.

– Ясно! Тот и этот свет

В данном пункте сходны.

И холодной тоже нет?

– Нету. Душ безводный.

– Вот уж это никуда! —

Возмутился Тёркин.

– Здесь лишь мертвая вода.

– Ну, давайте мертвой.

– Это – если б сверху к нам,

Поясняет некто, —

Ты явился по частям,

То есть некомплектно.

Мы бы той тебя водой

Малость покропили,

Все детали меж собой

В точности скрепили.

И готов – хоть на парад —

Ты во всей натуре…

Приступай давай, солдат,

К общей процедуре.

Снявши голову, кудрей

Не жалеть, известно.

– Ах, валяйте, да скорей,

Мне бы хоть до места…

Раз уж так пошли дела,

Не по доброй воле,

Тёркин ищет хоть угла

В мрачной той юдоли.

С недосыпу на земле,

Хоть как есть, в одеже,

Отоспаться бы в тепле —

Ведь покой положен.

Вечный, сказано, покой —

Те слова не шутки.

Ну, а нам бы хоть какой,

Нам бы хоть на сутки.

Впереди уходят вдаль,

В вечность коридоры —

Того света магистраль, —

Кверху семафоры.

И видны за полверсты,

Чтоб тебе не сбиться,

Указателей персты,

Надписи, таблицы…

Строгий свет от фонарей,

Сухость в атмосфере.

А дверей – не счесть дверей,

И какие двери!

Все плотны, заглушены

Способом особым,

Выступают из стены

Вертикальным гробом.

И какую ни открой —

Ударяет сильный,

Вместе пыльный и сырой,

Запах замогильный.

И у тех, что там сидят,

С виду как бы люди,

Означает важный взгляд:

«Нету. И не будет».

Тёркин мыслит: как же быть,

Где искать начало?

«Не мешай руководить!» —

Надпись подсказала.

Что тут делать? Наконец

Набрался отваги —

Шасть к прилавку, где мертвец

Подшивал бумаги.

Мол, приписан к вам в запас

Вечный – и поскольку

Нахожусь теперь у вас,

Мне бы, значит, койку…

Взглядом сонным и чужим

Тот солдата смерил,

Пальцем – за ухо – большим

Указал на двери

В глубине.

Солдат – туда,

Потянул за ручку.

Слышит сзади:

– Ах, беда

С этою текучкой…

Там за дверью первый стол, —

Без задержки следуй —

Тем же, за ухо, перстом

Переслал к соседу.

И вели за шагом шаг

Эти знаки всуе,

Без отрыва от бумаг

Дальше указуя.

Но в конце концов ответ

Был членораздельный:

– Коек нет. Постели нет.

Есть приклад постельный.

– Что приклад? На кой он ляд?

Как же в этом разе?

– Вам же ясно говорят:

Коек нет на базе.

Вам же русским языком…

Простыни в просушке.

Может выдать целиком

Стружки

Для подушки.

Соответственны слова

Древней волоките:

Мол, не сразу и Москва,

Что же вы хотите?

Распишитесь тут и там,

Пропуск ваш отмечен.

Остальное – по частям.

– Тьфу ты! – плюнуть нечем.

Смех и грех: навек почить,

Так и то на деле

Было б легче получить

Площадь в жилотделе.

Да притом, когда б живой

Слышал речь такую,

Я ему с его «Москвой»

Показал другую.

Я б его за те слова

Спосылал на базу.

Сразу ль, нет ли та «Москва»,

Он бы понял сразу!

Я б ему ещё вкатил

По гвардейской норме,

Что такое фронт и тыл —

Разъяснил бы в корне…

И уже хотел уйти,

Вспомнил, что, пожалуй,

Не мешало б занести

Вывод в книгу жалоб.

Но отчетлив был ответ

На вопрос крамольный:

– На том свете жалоб нет,

Все у нас довольны.

Книги незачем держать, —

Ясность ледяная.

– Так, допустим. А печать —

Ну хотя б стенная?

– Как же, есть.

Пройти пустяк —

За угол направо.

Без печати – как же так,

Только это зря вы…

Ладно.

Смотрит – за углом —

Орган того света.

Над редакторским столом —

Надпись: «Гробгазета».

За столом – не сам, так зам, —

Нам не все равно ли, —

– Я вас слушаю, – сказал,

Морщась, как от боли.

Полон доблестных забот,

Перебил солдата:

– Не пойдёт. Разрез не тот.

В мелком плане взято.

Авторучкой повертел.

– Да и места нету.

Впрочем, разве что в Отдел

Писем без ответа…

И в бессонный поиск свой

Вникнул снова с головой.

Весь в поту, статейки правит,

Водит носом взад-вперед:

То убавит, то прибавит,

То свое словечко вставит,

То чужое зачеркнет.

То его отметит птичкой,

Сам себе и Глав и Лит,

То возьмет его в кавычки,

То опять же оголит.

Знать, в живых сидел в газете,

Дорожил большим постом.

Как привык на этом свете,

Так и мучится на том.

Вот притих, уставясь тупо,

Рот разинут,