Этот вывод требует, однако, пояснения по части хеттов. В «Илиаде» хетты не упоминаются в числе союзников троянцев, сражающихся с греками. Правда, в «Одиссее» говорится, что «кетейский» вождь Еврипил вместе со своим отрядом погиб, защищая город, но здесь следует учесть два важных обстоятельства. Во–первых, по сообщению Аполлодора, воины Еврипила пришли из Мизии, а эта область на западе Анатолии достаточно удалена от страны Хатти (государства хеттов), располагавшейся в северо–восточной части полуострова, а во–вторых, имя хеттского воина созвучно (этимологически практически тождественно!) имени Ярифил, которое можно перевести как «любимец Яра». Учитывая оба этих наблюдения, следует заключить, что Эврипил был знатным хеттом, изгнанным из своей страны за проарийские настроения и обосновавшимся в дружественной троянцам Мизии. Мифологическая традиция вообще называет Эврипила сыном царя мисийцев Телефа и дочери Приама Астиохи, то есть мисийцем, а не хеттом! Скорей всего, Эврипил возглавил отряд хеттов, живших или служивших наемниками вне пределов страны Хатти. Таким образом, у нас есть основания считать, что в период нашествия ахейцев верховный хеттский царь отказал в помощи троянцам. Кстати, утверждения некоторых исследователей о том, что эпизод с отрядом Эврипила подтверждает участие хеттов в Троянской войне на стороне троянцев, неверны также еще потому, что именно мисы–мушки, в стране которых царствовал Эврипил, вскоре после падения Трои не оставили камня на камне от державы хеттов.

Все наши рассуждения, разумеется, ни в коей степени не могут принизить подвиг Эврипила, о котором красочно рассказал в своих «Постгомериках» Квинт Смирнский, восстановивший целостную картину последних дней битвы за Трою. Разбросанные по разным киклическим поэмам истории трех пришлых героев — АМАЗОНКИ Пентесилеи, ЭФИОПА Мемнона и «ХЕТТА» Эврипила — слагаются у него в единый триптих. Не исключено, что поэт при этом учел концепцию «Илиады», где так же последовательно изображаются три героя — Диомед, Патрокл и Ахилл, безуспешно рвущиеся к Илиону. Как и у Гомера, у Квинта третья фаза (появление Эврипила с отрядом кетейцев–хеттов) оказывается самой напряженной потому, что в это время Ахилл вступает в бой, а у Квинта, наоборот, оттого, что греки остаются без Ахилла. О немалой изобретательности поэта говорит введенный им и незнакомый кикликам (создателям циклических поэм — поэтам, описывающим, как и Гомер, Троянскую войну) яркий эпизод высадки прибывшего на войну Неоптолема (сына Ахилла) в Трое в тот самый момент, когда торжествующий Эврипил приступает к разрушению ахейских укреплений.

Если Пентесилее и Мемнону в «Постгомериках» посвящается по одной песни (соответственно I и III), то Эврипилу целых три (VI–VIII, погребение описывается в начале IX песни). Квинт Смирнский изображает Эврипила последней надеждой троянцев. Народ ликует при его вступлении в Илион, а встречающий союзника Александр — Парис восклицает: «Я думаю, ты один можешь защитить гибнущий город». Картина приема Эврипила в поэме изобилует деталями, которых нет в предшествующих эпизодах с Пентесилеей и Мемноном. Так, после пира Эврипил не уходит с прочими кетейцами на ночь в особый покой для гостей, но почивает в палатах Александра — Париса, уступающего их кетейскому царю. Когда Эврипил выступает на поле боя, с ним движется специально созданная отборная дружина, куда входят Парис с несколькими братьями, «дарданец» Эней, «лучший из пафлагонцев» Айтик и выступающий в роли гомеровского Гектора Полидамант, то есть сплошь предводители и сильнейшие воины троянского войска. По этому поводу стоит вспомнить слова из договора хеттского царя Суппилулимаса I с одним из местных правителей: «Когда я, Солнце, с войском пойду на битву… или я пойду на страну, город врага, ты же пойдешь вместе со мной, и если там ты будешь мне телохранителем, будешь Солнце беречь как свою собственную голову…» Кроме того, при Эврипиле находятся особые прислужники: когда камень Идоменея выбивает конье из рук кетейс- кого царя, тот не нагибается за копьем, но ему сразу же подносят новое. Это не совсем обычная черта, ибо оказание таких услуг, как держание наготове оружия, «не оскверненного» падением на землю, похоже, не входило в функции гомеровских воинов, бьющихся рядом с предводителем и в случае ранения выносящих его из битвы. Зато данная сцена могла бы привести на память процедуру поднесения царю ритуально чистого копья, неоднократно встречающуюся в изложениях хеттских царских обрядов, когда царя сопровождают специальные копьеносцы.

Эпизод вступления Неоптолема в бой содержит яркое описание поистине благоговейного трепета, каким троянцы окружают Эврипила и его спутников. Особенно показательны строки: «Как малые дети у колен своего отца дрожат перед молнией великого Зевса… так троянские сыны среди мужей кетейских вокруг великого царя увидели как бы чудовищного Ахилла, его самого и его доспехи. Но скрывали в груди болезненное оцепенение, чтобы жестокий страх не вошел в душу кетейцев и владыки Эврипила». Мистический ужас при виде воскресшего Ахилла не так властен над троянцами, как боязнь лишиться своих заступников. Но, отдавая дань мужеству пришедших под Трою хеттов, все–таки заметим, что они были последними из подоспевших на помощь! Фракийцы, амазонки, эфиопы обитали значительно дальше от Т£юи, чем хетты. Эскадра финикийских кораблей морем пыталась прорваться к Трое, а хетты десять лет думали, вступать им в войну или не вступать.

Документы из архива хеттских царей свидетельствуют, что властители страны Хатти считали себя единственными достойными правителями в Малой Азии, свою политику они вели исключительно с позиции силы. И только ту страну, которая могла противостоять им на поле боя и с помощью оружия отстоять свою независимость, хетты начинали уважать. Уважать, но не дружить и помогать! Они предпочли наблюдать за ходом Троянской войны и ждать, пока противники выдохнутся. По всей вероятности, хеттский царь разрешил пройти амазонкам южнорусских степей через свою территорию (путь через Фракию, в обход Черного моря был значительно длиннее). Очень даже может быть, что в войске Эврипила были и воины, посланные самим царем-Солнцем. Но, повторимся, это было на финальной стадии войны, когда можно было уже предложить помощь и на выгодных для себя условиях.

А о том, что Эврипил воевал не забесплатно, можно заключить из истории путешествия Одиссея в загробное царство, где он, утешая скорбящего по земной жизни Ахилла, рассказывает тому о подвигах его сына Неоптолема. Здесь–то и звучат слова:

Так, Эврипила, Телефова сына, губительной медью Он ниспроверг, и крутом молодого вождя все кетейцы Пали его, златолюбия женского бедственной жертвой.

Дословный перевод последней строки этого отрывка означает, что кетейцы погибли из–за «женских даров». Античные комментаторы этого загадочного места «Илиады» (схолиасты) утверждали, что речь идет о золотой лозе, полученной царем Трои Лаомедоном от Зевса в возмещение за взятого на Олимп царевича Ганимеда. Этот мотив преломился в строках из «Малой Илиады», приписывавшейся поэту Лесху из Ми- тилены: «Виноградная лоза, которую Кронид послал в воздаяние за его (Лаомедона) чадо, покрытая золотыми листьями и гроздьями: изготовив их, Гефест ее дал отцу Зевсу, а тот послал Лаомедону за Ганимеда». Схолиасты и автор комментариев к гомеровским поэмам Евстафий (XII в.), поясняя слова Гомера о «женских дарах», сообщают, что Приам подарил ее своей сестре Астиохе, матери царя кетейцев Эврипила, которая за подарок послала сына на гибельную для него войну. По другой приводимой там же версии, заинтересована в золотой ветви была не мать, а жена Эврипила. Но как бы то ни было, только кетейцы Эврипила воевали, так сказать, получив предоплату. Это отличает их от всех остальных защитников Трои и обязывает нас рассказывать об их деяниях отдельно.