– Вам нравится?

– Сызмальства уважаю, – заверил его Филимон и уже совсем светским тоном добавил: – Его императорское величество кровавый царь Николай Александрович и их супруга тоже к ладану склонность имели.

– Да? – сказал Дубовицкий для того, чтобы что-то сказать.

– Очень склонны были, – подтвердил Филимон. – Зайдешь, к примеру, в ихнюю гардеробную или гостиную – все одно, что в церкви: так и шибает в ноздри…

Как и всегда в подобных случаях, когда Артюхин пускался в тобольские воспоминания, Дубовицкий предпочитал разговора не продолжать. Он слегка побаивался Филимона, который был для него чем-то вроде сибирского сфинкса, сфинкса своего, российского, а потому еще более непонятного, чем тот, который веками поджаривался под знойными лучами экзотического солнца.

Артюхин был не прочь продолжить свои воспоминания, но Дубовицкий уже был в другом конце кабинета. По тому, как он горячо поздравлял Борина и Волжанина, чувствовалось, что он ошеломлен и потрясен увиденным.

В отличие от него сутулый и худой Рычалов был еще более, чем обычно, сдержан и деловит. Он напоминал мне старого многоопытного оценщика из антикварного магазина, который всего навидался и которого уже ничем не удивишь. Все приелось, все обыденно… Изящество работы? Стиль? Пластика? Экспрессия? Для оценщика это не эмоции, а рубли. Пластика потянет на рублик-другой, за экспрессию можно накинуть красненькую… А стиль… Нет, шалишь, батенька, Людовик XVI не в моде. Куда там! Его нынче лишь купчишка к себе потянет – и то спасибо. За Людовика не прибавочка, а урез… Рад бы какое послабление сделать, да не могу: хозяин голову снимет – строгий у меня хозяин. Нет, нет, не проси. Чего себя понапрасну растравлять? Так-то, милый!

Рычалов держался подчеркнуто деловито, а в его сосредоточенных глазах мелькали белые и черные костяшки бухгалтерских счетов. Щелк да щелк, щелк да щелк…

– Миллионов на шесть-семь? – спросил он у Борина таким бесстрастным тоном, будто с меньшими суммами ему никогда дел иметь не приходилось.

Борин в вежливом полупоклоне наклонил голову:

– Совершенно справедливо. Эксперты в Саратове оценили в шесть миллионов пятьсот – шесть миллионов семьсот тысяч золотых рублей.

Я удивленно посмотрел на Борина. Хотя мы и не закончили нашу беседу о саратовской операции, у меня создалось впечатление, что если найдено и не все похищенное, то почти все. Да и здесь… Кадила, кации, дикирии, потиры, дискосы, ковчежцы… Правда, я еще не успел осмотреть драгоценных камней и некоторые другие вещи, но… Я окинул взглядом кабинет. Увы, ценностями были заняты лишь два стола. Там, где стояли приехавшие с Рычаловым работники Совдепа и сотрудники уголовного розыска, ничего не было. Таким образом…

– Таким образом, – скучно сказал Рычалов, – среди изъятого покуда отсутствуют крышки с евангелия XII века; сион XV века; митра патриарха Никона; панагии, в том числе изумрудовая и яхонтовая; потир из оникса с рубинами; четыре рукоятки с посохов и украшения с митр патриархов; звезда Екатерины II; наперсный крест Петра Великого; фимиамница князя Меншикова и другие. Очень мало жемчуга и драгоценных камней. – Он взглянул на Борина, и тот не спеша кивнул головой. – О тех ценностях, которые хранил в ризнице барон Мессмер, я уже и не говорю. Поэтому следует считать, что свой долг перед революцией работники уголовно-розыскной милиции выполнили на одну четверть… Так, Косачевский?

– Выходит, что так.

– А теперь основной вопрос, – сказал он, когда мы – Борин, он и я – прошли ко мне в кабинет. – Насколько я понял, в Саратовской губернии изъято почти все. На какую сумму Хвощиков может привезти еще церковного добра?

Скромно расположившийся в углу рядом со шкафом Борин сказал:

– Ежели Хвощикову удастся разыскать всех покупателей, то, пожалуй, тысяч на сто – сто пятьдесят наберется.

Рычалов пригласил Борина занять место у стола.

– А то до вас там не доберешься, Петр Петрович… С Косачевским, как я понял, вы переговорить не успели, так что мой основной вопрос адресуется вам. Только напрямую…

Бородка Борина пикой выдвинулась вперед:

– Позвольте вас предуведомить, что иначе не приучен.

– Ладно, ладно, – поморщился Рычалов. – Я не к тому. Имеются ли у вас хоть какие-нибудь сведения, где далее нужно искать похищенное?

– Имеются.

Про себя я еще раз помянул недобрым словом того неизвестного, по чьей вине была прервана связь с Саратовом.

– Константин Прилетаев, – продолжал Борин, – утверждает, что основная часть похищенного – все, что вы изволили перечислить, – находится у его брата Дмитрия. И это похоже на правду.

– Но разве Дмитрий Прилетаев не в Саратове?

– Нет, не в Саратове. Дмитрий Прилетаев здесь, – спокойно, как само собой разумеющееся, сказал Борин.

– В Москве? – Сквозь желтизну впалых щек Рычалова проступили розовые пятна. Ничего подобного он не ожидал, впрочем, так же, как и я.

– Не в самой Москве, но рядом, в Краскове. Он там на даче Бетиных, – объяснил Борин. – У Никиты Африкановича Махова были неточные сведения. Да это и понятно: Прилетаевы опасались его – и, позволю себе заметить, не без оснований. Оказалось, что Прилетаевы заарендовали дачу заблаговременно, еще до ограбления патриаршей ризницы. Тогда же они сняли квартиру недалеко от Каланчевки, поближе к вокзалу. Из этой квартиры они по частям перевозили ценности на дачу.

– Где на даче хранится похищенное, Прилетаев сказал?

– Натурально. Как говорится, снявши голову, по волосам не плачут. На допросе Прилетаев показал, что украденное находится в погребе, в подполье. Там в углу должна стоять двенадцати ведерная бочка из-под квашеной капусты…

– По сравнению с Моной Лизой сокровищам православной церкви повезло, – заметил я. – По нынешним временам квашеная капуста – ценность…

– И немалая, – подхватил Борин.

Рычалов недовольно посмотрел на нас:

– При чем тут Мона Лиза?

– Ни при чем. Просто так, к слову.

– Таким образом, – сказал Борин, – ежели Константин Прилетаев не солгал, а его младший брат еще не переехал с дачи, то…

Он не закончил фразы, но все было ясно и так.

Несколько часов спустя мы убедились, что Константин не солгал, а его брат остался на даче…

Докладная запискаинспектора Московской уголовно-розыскноймилиции П.П.Бориназаместителю председателя Московскогосовета милиции Л.Б.Косачевскому

Как я уже имел честь устно довести до Вашего сведения, по прибытии группы уголовного розыска на дачу Бетиных в Краскове оное домовладение оказалось опечатанным.

Присутствовавший при нашем приезде дворник Красковского отделения Союза дачевладельцев гр. Аталыков пояснил, что означенная дача опечатана местным Совдепом по просьбе милицейских чинов, прибывших вчера из Бронниц в Красково по его, Аталыкова, уведомлению о самоповешении съемщика дачи гражданина Ишаева.