- Да, очень скоро.

- Бедный Клайм! - продолжала она, нежно заглядывая ему в лицо. - Ты такой грустный. Что-то случилось у тебя дома. А ты не вспоминай. Не важно, что есть, будем радоваться тому, что кажется.

- Но, милая, что же мы будем делать? - спросил он.

- А то же, что и до сих пор - жить от встречи до встречи и не думать о завтрашнем дне. Я знаю, ты всегда об этом думаешь, я вижу. Но не надо, Клайм, дорогой. Хорошо?

- Ты, право, как все женщины. Они рады построить свою жизнь на любом случайно подвернувшемся обстоятельстве. А мужчины готовы земной шар заново сотворить, чтоб он был им по вкусу. Послушай, Юстасия. Есть один вопрос, который я твердо решил больше не откладывать. Твои рассуждения о мудрости Carpe diem {Лови момент (лат.).} на меня сегодня не действуют. Дело вот в чем: наш теперешний образ жизни скоро придется прекратить.

- Это все твоя мать!

- Да. Не подумай, что я стал меньше любить тебя, раз заговорил об этом. Но ты все-таки должна знать.

- Я боялась своего счастья, - беззвучно, одними губами, сказала она. Слишком оно было острым и всепоглощающим.

- Да ведь у нас же все впереди. Во мне еще сил на сорок лет работы, почему же ты отчаиваешься? Сейчас это у меня просто крутой поворот. Но люди, к сожалению, слишком склонны думать, что двигаться вперед можно только по прямой.

- Ну это ты уж пускаешься в философию... Да, конечно, эти препятствия, такие огорчительные и непреодолимые... но в известном смысле их можно приветствовать. Потому что они позволяют нам равнодушно смотреть на те жестокие шутки, которыми любит забавляться судьба. Бывало ведь, - я слышала, - что люди, которым вдруг выпадало очень большое счастье, даже умирали от страха, что не доживут до того, чтобы им насладиться. И меня в последнее время одолевали порой такие же страхи... Но теперь этого уже не будет. Пойдем пройдемся.

Клайм взял ее за руку, с которой она уже заранее сняла перчатку - они любили гулять так, рука в руке, - и повел ее сквозь заросли папоротников. Они представляли собой совершенную картину любви в полном расцвете, когда шли в этот предвечерний час по долине и солнце садилось справа, отбрасывая их тонкие призрачные тени, длинные, как тополя, далеко влево на заросли папоротника и дрока. Юстасия шла, закинув голову, с ликующим и чувственным блеском в глазах, торжествуя свою победу, - одна, без всякой помощи, она сумела завоевать мужчину, который во всем был ее идеальной парой - по воспитанию, внешности и возрасту. А у него бледность, вывезенная им из Парижа, и ранние отметки времени и мысли на его лице были сейчас менее заметны, чем когда он только что приехал, и прирожденное здоровье, энергия и крепость сложения снова хоть отчасти восстановились в правах.

Так шли они все вперед, пока не достигли низменного края вересковой пустоши, где почва становилась топкой и дальше переходила в трясину.

- Отсюда я уж пойду одна, Клайм, - сказала Юстасия. Они стояли молча, готовясь проститься друг с другом. Все

перед ними было плоским. Солнце лежало на линии горизонта и струило лучи вдоль по земле, выглядывая из-под медно-красных и фиолетовых облаков, плоско протянутых над землей под огромным бледным нежно-зеленым небом. Все темные предметы, видимые по направлению к солнцу, были окутаны пурпурной дымкой, и на ней странно высвечивались тучки ноющих комаров, взвивавшихся вверх и плясавших, как огненные искры.

- Ох, эти расставанья, - нет, это слишком тяжело! - воскликнула вдруг прерывистым шепотом Юстасия. - Твоя мать будет влиять на тебя, обо мне не смогут судить беспристрастно, пойдут слухи, что я дурно веду себя, да еще и эту историю с колдовством припутают, чтобы меня очернить!

- Не могут. Никто не смеет неуважительно говорить о тебе или обо мне.

- Ах, как бы я хотела иметь уверенность, что никогда тебя не потеряю, что ты уж никак-никак не сможешь меня бросить!

Клайм помолчал. Чувства в нем кипели, минута была горячая - и он разрубил узел.

- У тебя будет такая уверенность, дорогая, - сказал он, сжимая ее в объятьях. - Мы немедленно поженимся.

- О, Клайм!

- Ты согласна?

- Если... если это возможно.

- Конечно, возможно, мы оба совершеннолетние. И я не зря занимался столько лет своим ремеслом, подкопил кое-что. А если ты согласишься пожить в маленьком домике где-нибудь на пустоши, пока я не сниму в Бедмуте дом под школу, все это обойдется нам совсем недорого.

- А долго ли придется жить в маленьком домике, Клайм? Примерно полгода. За это время я подготовлюсь к экзаменам, - да, так мы и сделаем, и всем этим терзаниям придет конец. Мы, разумеется, будем жить в полном уединении, и для внешнего мира наша брачная жизнь начнется, только когда мы снимем дом в Бедмуте, куда я уже написал по этому поводу. Как твой дедушка - позволит он тебе?

- Думаю, что да, - при условии, что это будет не дольше чем полгода.

- За это я ручаюсь, если не стрясется какой-нибудь беды.

- Если не стрясется какой-нибудь беды, - медленно повторила она.

- Но это маловероятно. Так назначь же день, дорогая.

Они обсудили этот вопрос, и день был выбран. Через две недели от сегодняшнего.

На том кончилась их беседа, и Юстасия ушла. Клайм смотрел ей вслед, пока она удалялась по направлению к солнцу. Светящаяся дымка все плотнее окутывала ее по мере того, как возрастало расстояние, и шелест ее платья по молодой осоке и травам скоро затих вдали. Следя за ней глазами, Клайм почувствовал, что его давит мертвая плоскостность этого ландшафта, хотя одновременно он живо воспринимал всю прелесть незапятнанной раннелетней зелени, в которую сейчас ненадолго облеклась каждая былинка. Но было что-то в этой гнетущей горизонтальности, что слишком напоминало ему об арене жизни, вызывало ощущение полнейшего равенства с любой самой малой частицей жизни на земле - именно голого равенства без тени превосходства.

Теперь Юстасия уже не была для него богиней - она была женщиной, существом, за которое можно было сражаться и претерпевать удары, которое нужно было поддерживать и оберегать. Сейчас, несколько уже остыв, он предпочел бы не столь скоропалительную женитьбу, но карты были брошены, и он решил продолжать игру. Пополнит ли Юстасия собой список тех, кто любит слишком горячо, чтобы любить хорошо и долго, это скоро выяснится: грядущее событие - надежная проверка.

Весь этот вечер резкие звуки, говорившие о торопливой укладке, доносились из комнаты Клайма до слуха его матери, сидевшей внпзу.

Наутро он вышел из дому и снова углубился в вересковую пустошь. Ему предстоял долгий путь - на весь день ходьбы, так как его целью было обеспечить себе жилище, куда он мог бы взять Юстасию, когда она станет его женой. Такой дом - маленький, уединеный, с заколоченными окнами - он случайно приметил месяц тому назад близ деревни, отстоявшей миль на пять от Блумс-Энда, и туда он нынче направил свои стопы.