– Конечно, почему нет, – Плекс повел трубкой. – Она же получила, что искала. Если ты не будешь соваться…

– Плекс, задумайся. У меня есть двойник. Это проблемы с ООН, огромные санкции для всех вовлеченных. Не говоря уже о праве держать сохраненную копию действующего чрезвычайного посланника. Если Протекторат об этом узнает, шпионке Аюре грозит серьезный срок на хранении, несмотря на все связи с Первыми Семьями. Когда ее выпустят, солнце уже станет гребаным красным карликом.

Плекс фыркнул.

– Ты так думаешь? Правда считаешь, что ООН полезет сюда и будет рисковать, портить отношения с местной олигархией из-за одного случая двойной загрузки?

– Если это выплывет наружу, то да. Им придется. От них не ждут ничего иного. Поверь мне, Плекс, уж я-то знаю, я этим зарабатывал на жизнь. Весь Протекторат держится на уверенности, что никто не смеет нарушить правила. Как только кто-то нарушает, и ему это сходит с рук, то не важно, насколько этот проступок незначительный – это первая трещина в дамбе. И если об этом заговорят все, Протекторат потребует стек памяти Аюры на блюдечке. А если Первые Семьи не подчинятся, ООН отправит посланников, потому что отказ местной олигархии подчиниться воспримут в единственном ключе – мятеж. А мятежников наказывают всегда, где бы они ни были и чего бы это ни стоило.

Я следил за ним, следил, как он постепенно осознает то, что осознавал я, когда впервые услышал новости в Драве. Мысль о том, что было сделано, на что пошли Первые Семьи и в какой неизбежный поток действий мы попали. Факт, что из ситуации нет выхода, если кто-то по имени Такеси Ковач не умрет навсегда.

– Эта Аюра, – сказал я тихо, – сама загнала себя в угол. Хотелось бы знать почему. Хотелось бы знать, что может быть настолько важным, что стоит этого. Но в конце концов погоды это не делает. Одному из нас придется умереть, мне или ему, и для нее проще всего отправить его за мной, пока кто-то из нас не убьет другого.

Он снова посмотрел на меня с распахнутыми от смеси курева и грибов зрачками, забыв о трубке и тонком дыме, поднимающемся из его ладони. Как будто это было слишком масштабно, чтобы понять. Как будто я галлюцинация такэ, которая отказывалась превращаться во что-то приятное или просто сгинуть.

Я покачал головой. Попытался выкинуть из нее Сачков Сильви.

– В общем, как я уже сказал, Плекс, мне нужно это знать. Реально нужно. Осима, Аюра и Ковач. Где их искать?

Он покачал головой.

– Бесполезно, Так. В смысле, ну скажу я тебе. Ты очень хочешь знать, ладно, я скажу. Но это не поможет. Ты уже ничего не можешь. Ты никак не…

– Давай ты для начала просто скажешь, Плекс. Сними груз с души. А о логистике буду беспокоиться я.

И он сказал. И я занялся логистикой, и беспокоился из-за нее.

Всю дорогу на улицу я беспокоился, словно волк с лапой в капкане. Всю дорогу. Мимо угашенных танцоров в свете стробоскопа, записей галлюцинаций и химических улыбок. Мимо пульсирующих прозрачных панелей, где женщина, раздетая до талии, встретила мой взгляд и прижалась к стеклу, чтобы я оценил вид. Мимо дешевой охраны и детекторов, последних щупалец тепла и ритмов рифдайва и до холода ночи складского района, где уже пошел снег.

Всю дорогу на юг блокировали штормовые предупреждения.

На некоторых планетах, где я был, с ураганами справляются. Спутниковые карты слежения, модели систем бурь – чтобы видеть, куда они направляются, и, если понадобится, применить высокоточное лучевое вооружение, чтобы вырвать им сердце, прежде чем они нанесут ущерб. На Харлане это не работает, а марсиане либо не думали, что стоит запрограммировать свои орбитальники на охоту за бурями, либо же орбитальники сами перестали переживать насчет погоды. Может, они обиделись, что их бросили. Так или иначе, мы остались в средневековье: мониторинг с поверхности и редкое вертолетное зондирование на низких высотах. Метеорологический ИскИн помогает с прогнозированием, но из-за трех лун и гравитации в 0,8g погодная система практически непредсказуема и бури нередко выделывают странные фокусы. Когда на Харлане ураган входит в раж, остается только отойти подальше и наблюдать.

Этот рос долго – я помнил прогнозы о нем еще в ночь, когда мы сбегали из Дравы, – и все, кто мог уйти из-под него, шли. По всему Кошутскому заливу на запад со всей скоростью, на которую были способны, тащились урбоплоты и морские фабрики. Траулеры и охотники на скатов, которых погода застала слишком далеко на востоке, укрывались в относительно защищенных гаванях на мелководье Ирезуми. Маршруты ховерлодеров из Шафранового архипелага перенаправляли на западный изгиб залива. А это дополнительный день к рейсу.

Шкипер «Дочери гайдука» ко всему относился философски.

– И похуже видали, – рокотал он, вглядываясь в защищенные экраны на мостике. – В девяностых сезон бурь выдался таким суровым, что пришлось залечь больше чем на месяц в Ньюпесте. На север не ходило вообще ничего.

Я уклончиво поддакнул. Он прищурился на меня, отведя взгляд от экрана.

– Тебя тогда здесь не было?

– Да. Был вне планеты.

Он сипло засмеялся.

– Ну да, конечно. Всякие экзотические путешествия. И когда я увижу твою смазливую мордашку на Кошут-Нет? Уже назначил свиданку Мэгги Сугити по прибытии?

– Только дай срок.

– Еще срок? Тебе что, своего срока было мало?

Так мы подшучивали всю дорогу из Текитомуры. Как и большинство шкиперов, что я встречал, Ари Джапаридзе был человеком с хитринкой, но в целом без воображения. Обо мне он почти ничего не знал – как он сказал, такие отношения с пассажирами ему нравятся больше всего, – но и дураком не был. Собственно, и не нужно быть археологом, чтобы догадаться: если на твой грузовой драндулет за час до отплытия поднимается человек и предлагает за тесную матросскую койку столько же, сколько платят за каюту на «Шафрановых линиях», – что ж, этот человек явно не в ладах с правоохранительными органами. Для Джапаридзе провалы в моих знаниях о последней паре десятилетий на Харлане имели очень простое объяснение. Меня здесь не было – в почтенном криминальном смысле слова. Я каждый раз отвечал простой правдой о своем отсутствии, но слышал только сиплый смех.

Что меня вполне устраивало. Люди верят в то, во что хотят верить, – взять хотя бы гребаных Бородатых, – и у меня осталось отчетливое впечатление, что в прошлом Джапаридзе и сам провел какое-то время на хранении. Не знаю, что он во мне разглядел, но уже на второй вечер после Текитомуры я получил приглашение на мостик, а миновав Эркезеш на южном окончании Шафранового архипелага, мы уже обменивались мнениями о любимых барах Ньюпеста и как лучше жарить стейки из боттлбэков.