Удар по лбу отвлек его от желания подмять под себя женщину, заставил очнуться и поискать глазами отскочивший артефакт.

Хлопнула дверь, и царевна перевела дух. Быстро оделась, собрала растрепавшиеся волосы, умыла лицо студеной водой.

Лоза как был в одежде, нырнул в реку. Она приняла его, остудила, вернула мысли в правильное русло.

Весна набирала силу, но Лунное царство не тот край, где можно запросто купаться даже летом. Судорога свела ногу, и Лоза, не имея сил, выполз из воды, больше похожий на раненного зверя, чем на человека. Лежал, уткнувшись лицом в береговую гальку и бил по ней кулаками. Рычал и грыз камни.

Когда ярость схлынула, немного успокоился.

«Исчезнуть бы навсегда. Не видеть, не слышать. И бог с ним браслетом. Зашвырнуть в реку и жить, как жили предки. Любить, умирать от любви и истончения сил, а потом убивать, обретая свободу. Каждую женщину, что встретится на пути».

— А что потом, Саардис? — Луна стояла над ним. Он даже не понял, что говорил вслух. — Что будет потом?

— У меня будут сыновья. Много сыновей. От каждой. В них будет смысл моей жизни. А тебя я забуду, — Лоза встал — нельзя мужчине лежать у ног у женщины. Гордо поднял подбородок. В глазах презрение, рот исказила судорога боли.

— Я не могу отпустить тебя, — царевна печально покачала головой.

— Только из-за того, что без меня не выживешь? — он плевался словами.

— Нет. Я не хочу смерти тем женщинам, которые встрется на твоем пути. Если ты сейчас уйдешь, так и будет. Я не хочу, чтобы ты стал убийцей. Ты не такой как все. Нет. Надевай браслет, Саардис, и пойдем в дом.

Он упрямо сжал губы.

— Хотя бы переоденься. Холодно. Ты заболеешь, — произнесла Луна и пошла назад. Не оглядываясь, не боясь, что Лоза прыгнет сзади. Плечи прямые. Наспех накинутый платок перекручен, неровно подшитый подол юбки бьет по грубым башмакам, надетым на босую ногу.

«Неумеха. Так и не научилась держать иголку в руках».

От этих простых мыслей куда-то испарилась злость, отпустила обида, что так долго сковывала сердце. Видимо, надо было, чтобы произошел выброс гнева, долгие годы испепеляющий его изнутри.

Смирился ли Саардис с тем, что вселенная несправедлива: он бьется, чтобы Луна выжила, отдает ей душу, но не заслужил и толики той любви, которую она дарит человеку, лежащему бревном? Нет, не смирился. Но понял, что уйти не сможет. Не бросит, доведет дело до конца. Найдет Змея и Лилию, чтобы спящий не затянул свой сон на века, освободил их всех из невольного рабства. Его, да и саму Луну, которая выстроила в своей голове замок из песка. Неужели она не задумывалась хотя бы на миг, каким проснется Ветер? Воспылает ли ответной любовью? Останется ли рядом или пойдет своей дорогой, даже не помышляя о борьбе со Злом, к которому остальных, но не его, так долго готовили?

Время. Только время расставит все по местам.

— Садись, поешь.

А еда опять невкусная. Если раньше глотал все, что ни готовила, то теперь Лоза миску отодвинул. Посмотрел изучающе в глаза Луны: продолжает ли дуться или вовсе стала его бояться? Не найдя в них ничего, кроме усталости, вдруг позвал:

— Пойдешь со мной на ярмарку? Хочешь пироги из грибов и сладкие кренделя? А может, рыбу? Какую там только не продают! Заливную в горшочках и вяленую!

Луна тоже отложила ложку, которой ковырялась в миске. Глаза загорелись.

«Какой она все-таки еще ребенок!»

— А ленту, ленту купишь? Моя совсем истрепалась, — и для наглядности кончик косы показала.

«Какой же я глупец! — по лицу Лозы пошли пятна. — Шелками и лентами утопленниц балую, а о Тилле и не вспомнил».

Было, конечно, время, когда Саардис спрашивал, нужен ли ей нарядный сарафан или, к примеру, бусы на шею, но она только отнекивалась. Зачем ей? Из дома не выходит, людей не видит. Есть что носить, и слава богу.

Вспомнился увиденный сегодня неровно подрубленный подол юбки.

«Обтрепался, должно быть, она и подшила. Как сумела».

— Обновок тебе купим! Башмачки атласные… — и осекся, когда она губу закусила и обернулась на спящего.

— Ты иди, развейся. А я здесь тебя подожду…

— Да куда он денется? Пять лет спит, еще столько же не проснется. А мы быстро!

— Нет, Лоза, нет. Быстро не получится. Ты забыл, я с тобой дорогой бахриманов идти не могу?

Действительно, забыл. Когда Ветра из подземелья вытаскивал, Первозданный камень из самодельного браслета где-то выскользнул, превратив артефакт в простую поделку. Хорошо, что оба портала открылись одновременно, иначе застрял бы Ветер где-то между ними. Где нет ни входа, ни выхода, одна пустота.

— Если утром выйдем, то к вечеру обязательно вернемся. Что тут до деревни идти? А там подводу возьмем. Или попутчиков найдем. Туда и обратно.

Впервые за пять лет, кроме тех дней, когда они перебирались из дома в дом, оставляя без сожаления обжитые места, Луне предлагали побывать среди людей. В голове уже играла музыка, слышался торговый гомон, мелькали перед глазами лавки с тканями и… сладостями. Время от времени Лоза баловал ее конфетами да пряниками, а тут маячила радость выбрать товар по душе, такой, какой захочется самой.

— Давай. Только через неделю, — вроде и согласилась, но взяла срок, чтобы обдумать приглашение, урезонить разыгравшееся воображение, а заодно и пристыдить себя.

— Нет, завтра. Пойдем завтра. Ни к чему нам откладывать. Нет причины.

Она опять посмотрела на Ветра, лежащего неподвижно.

— Нет причины, — повторила эхом. И только сейчас опомнилась, что так и не расспросила, почему Саардис вернулся так рано. А теперь и не стоит. Сам расскажет. Выберет время и расскажет.

Лоза никак не мог заснуть, ворочался с боку на бок. Каким бы он ни считал себя стойким, произошедшие недавно события оставили свой след, и теперь мешали спать

«Двое нас у тебя, Тилля: один спящий, другой неспящий», — грустно усмехнулся бахриман, поворачиваясь на другой бок. Ночное светило, заглядывающее в окно, обрисовывало профиль Ветра. Лоза вздохнул. Как рассказать Луне о том, что случилось в Лабиринтах?

Южное светило плавило замок из красного камня, но, несмотря на жару, на центральной площади, некогда недоступной для простого люда, было оживленно. Эту часть первого лабиринта король отвел для торговцев горючими камнями — весьма огнеопасного товара. Сделки совершались здесь же, а потому среди тонг-зиттцев, одетых преимущественно в коричневые тона, попадались представители Союза, Форша и выделяющиеся внешностью и яркими цветами халатов жители восточных стран — Карлука и Яо-куна.

То там, то тут то и дело в небо взвивался столб огня — драконы демонстрировали качество камней, различающихся не только цветом, но и мощностью горения.