Обычай помещать рассказы царя о своих свершениях на стелах тоже был чуждым Вавилонии VI века, но принятым в Ассирии до 612 года. Набонид ставил очень много стел, так что к концу его царствования они превратились в великолепный атрибут его политики. А еще он, подобно Ашшурбанипалу, объявлял во всеуслышание цены, принятые в его правление; такая экономическая пропаганда тоже была новостью для Вавилонии.

Все традиционные способы гадательного искусства продолжали применяться, но сам Набонид руководствовался в первую очередь сновидениями. Толкование снов играло важнейшую роль в Ассирии в прежние века. Вавилонянам оно было небезызвестно, но репутацию имело неважную; как отличить настоящее послание богов от простого человеческого бреда? Вавилоняне относились к снам с медицинских позиций. «Удали от себя тоску и печаль: от тоски и печали бывают сонные видения», — говорили они. Поэтому Набонид непременно уточнял, что увиденное явилось ему «среди ночи». С самого начала сновидение было у царя излюбленным, хотя и не единственным способом узнавать приговоры богов. О многих из них он сообщал в своих надписях, и это тоже было ново для Вавилонии. Конечно, его рассказы о них явно литературно обработаны, ибо совсем не по-сонному связны, так что сегодня их источники представляются не снами, а скорее видениями наяву: всё сказанное в них не загадочно, а достаточно внятно. Если какой-нибудь сон был темен, он прояснялся другим. Царь Вавилонский никогда не прибегал к помощи специалистов-толкователей. Да и мог ли он их найти в Вавилонии? Не исключено, что нет. Все его сны были ответом на его сомнения, и все предвещали благоприятный исход. Именно таким образом Набонид, когда взошел на престол, уверился в будущем благополучии своего царствования и своем добром здравии: сам великий Навуходоносор I — тот, что правил в XII веке, — явился ему на колеснице и соблаговолил ободрить своего преемника в его решении принять царство. Затем богиня-целительница твердо обещала ему «долгую жизнь» для исполнения его миссии: «Поистине, она обратилась ко мне, посмотрела на меня пристально, сияя лицом, и дала мне свою милость».

Вавилонский владыка нуждался в такой поддержке, чтобы восстановить прочность власти как в границах империи, так и в самой Вавилонии. Царствование Набонида описано в хронике[53], лаконичной и объективной, как все подобные вавилонские повествования; но текст, посвященный первым шести годам его правления, почти полностью утрачен.

Став царем, Набонид сразу же пошел войной на Киликию, продолжая тем самым политику Нериглиссара. Очевидно, эта страна представляла, на взгляд царя, серьезную прямую угрозу. У нас нет никаких сведений, чтобы судить, был ли он прав. Он захватил там добычу (вероятно, довольно скромную) и возобновил обычную политику ассирийцев: переселил побежденных в Вавилонию, чтобы дать своим людям крайне дешевую рабочую силу. «Две тысячи сто пятьдесят пленных» были отданы Мардуку, Набу и Нергалу, то есть двум храмам Вавилона и главному храму Барсиппы. Так или иначе, северо-западная граница была взята под контроль.

Зато Вавилония находилась в большом нравственном, экономическом и политическом кризисе. Набонид описывал положение в выгодном для себя свете. После его падения сторонники Кира Персидского[54] возложили на побежденного Набонида всю вину за катастрофическое положение империи. По их словам, его царствование началось скверно; в дальнейшем становилось все больше неудач, от которых государство страдало из-за полубезумного властителя. Один жрец сочинил даже поэму, обличавшую все глупости Набонида. Текст ее известен лишь в одном экземпляре, в котором теперь есть лакуны; в нынешнем виде этот «Памфлет», как можно условно назвать это сочинение, содержит около сорока четверостиший. Его автора не интересует империя, и даже на Вавилонию он смотрит глазами столичного жителя; что происходит в остальной стране, он знает плохо. Тем не менее, при всей своей ограниченности, «Памфлет» во многом расходится в оценках с надписями Набонида и служит бесценным источником для изучения этого периода. Его автор остался анонимным и в этом смысле не являлся исключением — вавилонские писцы всегда предпочитали себя не называть. Он, совершенно очевидно, принадлежал к храму Мардука — его служителей он знал по именам. По всей вероятности, сочинитель был очевидцем происшествий, о которых говорил. Его доводы, по-видимому, отражают него вание оппонентов свергнутого к тому времени царя. Но если отвлечься от преувеличений и сарказма, «Памфлет» сообщает сведения первостепенной важности.

В одном царь и памфлетист согласны — в признании кризисного положения. Авторитет государства после смерти Навуходоносора, несомненно, сильно упал. Вавилоняне не могли найти справедливости: «Суды их не правы ; сильный ворует у слабого; перед судом слабый не равен сильному; богач из местных берет себе всё; правитель и князь не защищают сирых и вдов перед судом; судьи не слышат их. Они не судят их дел; судья принимает от них дары и приношения, но не внемлет им. Стань он перед ним, судьи уже решили дело, написали табличку и запечатали ее печатью. Передать же эту табличку — не передадут».

Таковы были злоупотребления, которым, как утверждает Набонид, он положил конец: «не пренебрегал судом правым и верным, не отдыхал ни днем ни ночью. Он неустанно выносил со смыслом и размышлением суждения и приговоры , назначенные всем ко благу». Он уверял, что царское правосудие безжалостно ко всем непокорным, и об этом все должны знать: «Человеку же некоему, что вернулся в суд и [оспорил] табличку, когда решение уже состоялось, и вновь пришел со лживыми словами , царь велел своим воинам отрубить голову и провезти ее по стране. И он велел также сделать голову из камня наподобие головы того человека и написать на той голове: “Всякому, чье дело решено, и табличка с приговором написана и запечатана печатью, если он вернется после решения, отрубят голову, как ему”. И велел поставить ее у внешних ворот суда навечно, чтобы все ее видели. Негодяи и недостойные увидели ее, и убежали, и попрятались».

«Памфлет» описывает экономическую катастрофу начала царствования: торговые связи были разорваны; не хватало амбаров, чтобы хранить урожай, но притом жать было нечего — вот что можно понять из текста, при всех его лакунах. Но тут современному читателю надо быть осторожным: автор перенял сильные метафоры, прочитанные им в других произведениях, где речь шла о Вавилоне. Писец, составлявший хронику Набонида, также, думается, сильно драматизировал ситуацию: вавилоняне якобы «грызли друг друга, как псы; они поселили среди себя болезни ; от болезни и нужды меньше стало жителей в стране»; храмовые склады опустели, а потому боги покинули храмы.

В этом кризисе свою роль сыграли и естественные причины, но Набонид указывает также на его политический характер: Навуходоносор слишком многое отдал стольным городам — точнее, их храмам. Его авторитет цементировал «страну Шумера и Аккада»; после него хватило нескольких лет неопределенности, чтобы большие города вернули себе автономию и обособились. Они даже ввели запреты на вывоз зерна; во всяком случае, источники можно понять так. Вавилонский царь указал на виновников: «храмы в Вавилоне, Барсиппе, Ниппуре и Уре, в Уруке, в Ларсе, жрецы и народ городов вавилонских».