Ветерок доносит старинную испанскую гитарную мелодию с набережной, пение птиц, смех туристов и крики балканских гастарбайтеров, заманивающих народ в таверны. Их в городе много. И таверн, и гастарбайтеров.

Ах, Марбелья, Марбелья! Ах, Испания! Как я люблю тебя! Как здесь спокойно. Гарантированная зона личной безопасности.

Кто-то сочинил легенду, что когда-то в Марбелье, у подножия старинной крепости, осели беглые преступники из разных стран. Якобы воспользовались испанским законом, запрещающим экстрадицию. И с тех пор и прячутся по виллам. Ерунда. Никто уже не прячется — живут совершенно открыто. И нет в Марбелье никаких преступников.

Вот, сидя на шезлонгах, мило беседует парочка загорелых толстячков в шляпах. О! Да это же наши! Русские! Родная речь. И можно даже разобрать некоторые слова и обороты!

— Михалыч, вы там совсем в Думе сбрендили? На хрена закон о декларациях приняли?

— Так как не принять, если старший велел? А тебе есть что скрывать?

— А тебе, можно подумать, нечего.

— Уже нечего. Потому что я всю недвижимость продал и тут же взял ее в аренду на сто пятьдесят лет. Теперь никто не придерется. Формально я — нищий. Арендованное имущество указывать необязательно… Тебе, кстати, тоже советую, дорогой.

— Да? Хорошая мысль. Дорогая!

Вот козлы!!! Какую мечту обосрали!!!

Борис Дмитриевич вздрогнул и вышел из светлой сказки. И вместо моря увидел унылый двор отдела собственной безопасности полиции. «Место для самоубийц» и спортплощадка пустовали — долгожданный дождь, сменивший засуху, всех загнал в кабинеты.

Настроение Царева соответствовало погоде. Утром снова прихватило спину. Опять на нервной почве. Позвонила Вера и объявила, что они будут жить у Антона. Помогать им не надо, справятся сами. Сразу представилась одинокая старость, формальные звонки в дни рождения и редкие визиты. Хорошо, если не в больницу. А какие еще мысли придут в голову после таких звонков? Только про испанские курорты, на которых никогда не был, и неизвестно — будешь ли.

На работу Борис Дмитриевич все же поехал, хотя Тамара предложила не маяться дурью и взять больничный. А тут еще этот звонок из управления кадров… Вот ведь! Как там, в «Крестном отце»? Бухгалтер одним росчерком пера способен украсть больше, чем целая банда хорошо вооруженных гангстеров?.. Во-во! Так и здесь: руководящий идиот одним росчерком пера способен принести больше неприятностей, чем вся организованная преступность города. Не говоря уже про неорганизованную.

Ну и дождь к тому же до кучи.

— Разрешите, Борис Дмитриевич?

Он обернулся. Новобранец Фокин. Тоже не очень радостный.

— Да, Ром, проходи… Я тебе как раз звонить хотел. Тут такое дело… Да ты присядь, не стой.

Фокин опустился на стул, Борис Дмитриевич вернулся на свое место. Разговор начал не сразу, словно муж, не знающий, как сообщить жене, что у него на стороне родился ребенок.

— Хм… Я насчет вашего с Тумановым награждения… Понимаешь, в министерстве по ходатайству Миронова на Юрьевск две медали выделили. За Бараева. Ну а потом… Туманов-то сам виноват. В общем, пока Зубову со Слепневым обвинения не предъявили, он формально был обвиняемым. Какая уж тут награда? Его медаль Кривопальцеву и перешла.

Последнего, к слову, как и предполагал Рома, обрадовать оказалось непросто. Дверь он без вопроса «Кто там?» не открыл. Рома объяснил ситуацию. После чего никто никаких вопросов больше не задавал и, само собой, дверь не отворял. Звонки вхолостую растворялись в пространстве. Постояв минут пять на коврике с надписью «WELLCOME», вестник вышел из подъезда и увидел доброликого постового, спускавшегося по водосточной трубе с рюкзачком на спине. Лик у него был совсем не добрый. А заметив опера ОСБ, он полез обратно, прокричав: «Не возьмете, сволочи!» Но лезть вверх оказалось гораздо труднее, чем вниз.

— Ты только заложников не бери! — предупредил Роман Данилович.

В результате, не справившись с земным притяжением (живот перевесил), Кривопальцев безвольно сполз по трубе, грохнулся на асфальт, подвернул ногу и протянул руки со словами: «Ладно, козлы… Повезло вам. Банкуйте». Ну точно урки, а не менты.

Потом, уже в отделе, Рома пробил Кривопальцева по базе. По оперативной информации, тот подрабатывал сутенером, развозя во время службы ночных бабочек по клиентам. Но с поличным его пока не брали, разрабатывая командира батальона ППС, крышевавшего древнейший бизнес. Что по нынешним временам не самый большой грех.

— И второе, — продолжил Царев, понаблюдав за реакцией Ромы, — Моржов, оказывается, на себя тоже представление послал. Подстраховался на случай проблем из-за Слепнева. Сейчас же круговая ответственность — провинился подчиненный, виноват и начальник… Якобы лично возглавлял операцию по задержанию особо опасного преступника. Умело, ек-макарек, координировал работу служб, руководил расстановкой личного состава, оперативно принимал решения… Ну и так далее… И попробуй возрази… Действительно, ведь велел там пост поставить. Так что твоя медаль генералу досталась… Сволочизм, конечно… Ты только не переживай… Мы тебе грамоту от министерства выпишем. Вручим торжественно в присутствии всего личного состава.

— Да ладно, не надо, Борис Дмитриевич…

— В каком смысле?

Рома достал из папки лист бумаги с рукописным текстом и положил перед шефом. Тот, держа его на расстоянии вытянутой руки, прочитал. Поднести лист ближе уже не позволяли годы.

— Это ты из-за медали?

— Про медаль, вообще-то, я узнал от вас.

— Ах, ну да…

Борис Дмитриевич дотянулся до трости и, опираясь на нее, поднялся. Сидеть было еще больнее, чем стоять. Лучше всего лечь на пол.

— И почему, если не секрет? Все ж вроде получается. Или, может, я чего-то не знаю?

— Почему? Не сошелся с коллективом.

— Да? С кем? С Ольгой? Или Бойковым?

— Я ж говорю — с коллективом. Считайте — не прошел испытательного срока.

Царев вздохнул, словно рыбак, упустивший десятикилограммовую щуку, положил рапорт на стол.

— В том-то и дело, что прошел… Знаешь, Ром, я вот недавно понял, что не существует никаких испытательных сроков. Вся наша жизнь — это сплошной испытательный срок. Все время на что-то испытывает. Поэтому, если ты думаешь, что в другом месте будет не так, то напрасно… Не торопись.

Да, в чем-то Царев был прав. Не бывает мест, где все спокойно и где можно не искать компромиссов с собственной совестью. И никаких гарантий, что завтра снова не встанет вопрос — кого миловать, кого казнить… С кем пить, а с кем не пить, кому протягивать руку для пожатия, а кому нет.

Но сегодня он уже принял решение.

— На земле спокойней. Викторов место для меня держит.

— К Викторову тоже, кстати, есть вопросы… Но это другой разговор…