Первые военнопленные (германские, австрийские, венгерские) стали появляться на территории Ярославской губернии еще в 1914 году. Как правило, это были интернированные иностранцы, которых война застала на территории Российской империи. Поначалу они размещались в Мологском уезде, на значительном удалении от Ярославля. Местное население не испытывало к ним никаких враждебных чувств, эксцессы были единичными. В документах сохранилось лишь упоминание о том, что в 1915 году местная крестьянская молодежь затеяла с иностранцами драку, причиной которой был конфликт при дележке самогона. В статье, посвященной проблеме германских и австрийских военнопленных, М. Кербиков со ссылкой на неназванный источник указывал, что по состоянию на 1 февраля 1917 года на территории Ярославской губернии находилось около 7,5 тысячи военнопленных. После заключения Брестского мира вопросами их возвращения домой должны были заниматься специальные комиссии. В связи с событиями июля 1918 года в Ярославле, равно как и прекращением боев, нас должны интересовать в первую очередь германские военнопленные. Их делами занималась располагавшаяся в Ярославле комиссия № 4, которой управлял К. Балк – по одним сведениям, лейтенант рейхсвера, по другим – оберлейтенант.

С советской стороны решением этих проблем занималась Центропленбеж, Центральная коллегия по делам пленных и беженцев (с февраля 1920 года – Центральное управление по эвакуации населения, Центрэвак), которая была создана специальным декретом от 23 апреля 1918 года. К ее задачам относилось «…согласование, объединение и направление деятельности всех учреждений и организаций, ведавших делами о военнопленных, беженцах, гражданских пленных, для руководства всеми делами, возникающими в отношении лиц перечисленных категорий». Центральную коллегию наркомата по военным делам РСФСР возглавил Иосиф Станиславович Уншлихт, также в ее состав вошли К.М. Радек, И.И. Ульянов, М.М. Луцкий и Н.С. Тихменев. В областях, губерниях и уездах были организованы местные пленбежи. Изначально планировалось, что в ведении Центропленбежа будет находиться и сеть концентрационных лагерей, в которых содержались ожидающие обмена военнопленные других государств. Так, «задержанию и немедленному водворению в ближайшие концентрационные лагеря», согласно плану эвакуации 1918 года, подлежали все пленные и беженцы, следующие вне плана или распоряжения отдела обмена Центральной коллегии – кроме гражданских пленных, следующих за свой счет.

Один из лагерей располагался под Ярославлем, а сама комиссия № 4 базировалась в городе. Буквально накануне начала выступления из Уфы прибыл транспорт с немецкими военнопленными, в итоге 3 июля количество немцев в окрестностях Ярославля увеличилось на тысячу человек. В своих воспоминаниях лейтенант Балк сообщал: «Вместе с военнопленными, присоединившимися в пути, а также вместе с прочими невоенными транспортами степень загрузки лагеря, находящегося в ведении немецкой комиссии, в этот день увеличилась с нескольких сотен до 1500 человек. Было предпринято все возможное для обеспечения отправки этого транспорта. Вечером 5 июля было получено разрешение русских властей на его отправку. Предполагалось, что 6 июля лагерь будет полностью разгружен».

Поскольку начало Ярославского восстания совпало с началом мятежа левых эсеров в Москве, сигналом к которому послужило убийство шефа немецкой дипломатической миссии графа Мирбаха, то в комиссии № 4 встретили выступление белых настороженно, ожидая различных эксцессов. Однако отношение к немцам со стороны повстанцев было в высшей степени корректным. Тот же Балк указывает: «Уже в ночь на 7 июля Красная армия перешла в наступление и начала интенсивный обстрел города. Названный лагерь находился в зоне боевых действий, однако пока что мало пострадал от обстрела. 7 июля бои постепенно переместились в район лагеря. Вечером 6 июля в лагерь верхом прибыл некто полковник Ташинцкий, на которого штабом Ярославского отделения Северной Добровольческой армии было возложено санитарное обеспечение города. Он попросил доложить ему о положении военнопленных и пообещал сделать немедленно необходимые распоряжения относительно продснабжения лагеря».

А вот в описании более поздних событий есть очень сильные расхождения. Балк при любой возможности пытался подчеркнуть, что в сложившейся ситуации занимал подчеркнуто нейтральную позицию. Словно вторя ему, германский дипломат Карл фон Ботмер позже записал в своем дневнике: «Поведение наших офицеров в этой чрезвычайной и сложной ситуации было и разумным, и тактичным. Умело лавируя, затем в решительный момент приняв правильное решение, они сумели предотвратить почти неизбежное вовлечение доверенных им многочисленных пленных в водоворот событий и тем самым снять с себя подозрение в том, что комиссия попечения занимается политической деятельностью, что могло бы полностью парализовать ее дальнейшую работу. Немецкий лейтенант везде на месте, и сам при необходимости может успешно выступать в роли дипломата и блюстителя авторитета Германии».

Однако в реальности поведение того же самого Балка с самого начала было вовсе не столь «тактичным», как это пыталась позже представить германская дипломатия. При изучении документов в глаза бросаются показания упоминавшейся выше актрисы Валентины Барковской, которая отвечала за вопросы снабжения при штабе Перхурова. Так вот, на допросе Барковская сообщила: «Около 14-го лейтенант Балк передал Перхурову предложение вооружить пятьсот человек германских военнопленных для вступления в ряды добровольческой армии с целью борьбы против советских войск». Подобное предложение может показаться парадоксальным или даже сочтено за фантазию Барковской, если бы не целый ряд других свидетельств. Сам же Балк, словно желая реабилитироваться за свою инициативу, выдвигал следующую версию: «К полудню 7 июля, когда лагерь уже находился под сильным обстрелом, названный полковник снова прибыл в лагерь и заявил руководству немецкой комиссии, что немецкие военнопленные должны теперь активно включиться в боевые действия, а именно против Красной армии. Он не говорил прямо, однако дал понять, что в случае отказа лагерь, во-первых, не получит продовольствия и, во-вторых, будет взят под артобстрел; что, далее, в этом случае будут приняты меры даже против попыток побега из лагеря, поскольку территория лагеря может простреливаться пулеметным огнем. Ташинцкий приказал выстроить все подразделения военнопленных лагеря и обратился к ним с соответствующей продолжительной речью с различными обещаниями и с вышеназванными угрозами. Руководством Ташинцкому на это был дан уклончивый ответ с целью выиграть время. Этот ответ на первое время удовлетворил его. Он покинул лагерь, заявив, что во второй половине дня он доставит оружие».

Версия об отстраненности Балка должна быть поставлена под сомнение, поскольку бухгалтер Госбанка Н.И. Седов, видевший работу штаба восставших, сообщал: «При Перхурове находился германский лейтенант Балк». Позже, во время судебного разбирательства, Перхуров подтвердил, что его контакты с лейтенантом Балком вовсе не были единичными. Он сообщал: «Он проявлял ненужную энергию. Лейтенант Балк предъявлял очень много требований относительно пленных, чтобы, в частности, пускать их на прогулку во время обстрела. Он предлагал свои услуги и подобрать людей». История Гражданской войны знает примеры того, как германские «добровольцы» включались в состав русских белогвардейских формирований. Достаточно упомянуть Западную добровольческую армию Бермондта-Авалова, которая возникла в конце 1918 года на территории Прибалтики. Впрочем, для складывания подобного «тандема» были необходимы две предпосылки. Белогвардейцы должны были быть последовательными антиреспубликанцами (в случае с Ярославлем такое можно допустить). Однако Германия еще не пережила Ноябрьскую революцию и вовсе не рассматривалась как страна, проигравшая войну. И Перхуров, и многие из свидетелей не раз заявляли, что Северная Добровольческая армия в лице ее ярославского отряда объявила Германии войну. Однако никто не смог сказать, как и когда это было сделано. Почему-то называлась дата 8 июля 1918 года, однако в тот день лейтенант Балк как единственный официальный представитель Германии на территории Ярославского края никаких уведомлений не получал. Не менее уклончиво Перхуров рассказывал об этом и на судебном процессе. Был задан вопрос: «Скажите, какая цель была объявления Балку, что Вы находитесь в состоянии борьбы с Германией?» Ответ Перхурова был очень расплывчатым: «Я говорил венгерцам, что я стою на точке зрения продолжения войны с Германией и поэтому от их услуг отказываюсь». «А официально Вы Балку не объявляли?» «Не помню». «Писаного документа мне не давали. Балку было известно, что мы находимся в состоянии войны с Германией». Таким образом, можно смело утверждать, что Ярославский отряд Северной Добровольческой армии официально войну Германии не объявлял. Однако вполне объяснимо, что некоторые из офицеров-монархистов выступали как раз за союз с Германией и предполагали разрыв отношений с Антантой. В такой ситуации штаб Перхурова решил не загонять себя во «внешнеполитический» угол, оставив возможность для широкого дипломатического маневра.