только за один год могли потерять 100 тысяч фунтов стерлингов191. Впрочем, Россия не считала крейсирование своих кораблей вдоль восточного побережья Чёрного моря блокадой и вовсе не препятствовала торговле с горцами; запрещалась лишь торговля людьми, порохом и свинцом.

Богатый край между Анапой, Екатеринодаром (ныне Краснодар) и Гаграми (ныне Гагра в Абхазии) интересовал Британию также сырьевыми ресурсами: «Лейтенант Иддо отправится в Англию с образчиками серы, свинцовых и других металлических руд, найденных в горах. Добывание тех металлов, говорили англичане горцам, должно у вас обратиться на гибель русским»192. Привлекало и его геополитическое положение. «Если Персия является заставой Индии, то ещё в большей степени ею является Черкесия, которая защищает Афганистан и которая наравне с Персией защищает и Индию»193, — писала английская газета «Свободная печать» («The Free Press»).

Впрочем, воевать за этот привлекательный край Британия предпочитала чужими руками — силами Османской империи и горцев Кавказа. Последних энергично подбивали на неповиновение русским властям, пугая «российским рабством» и обещая скорую и действенную защиту Британской империи, вплоть до признания их независимости. Разумеется, никакой независимости им никто предоставлять не собирался, Северо-Восточный Кавказ стал бы очередным украшением колониальной короны Британии, пусть и не таким огромным, как Индия, но тоже драгоценным. И потому войну на Кавказе Англия вовсе не воспринимала как «домашнее дело России», а саму Россию желала отбросить в далёкие допетровские времена, когда о морях и флоте даже не мечтали.

Английские агенты занимались на Кавказе шпионажем, доставляли сами или через турецких посредников оружие; инструкторы пытались обучать горцев артиллерийской стрельбе. В 1836 году была арестована английская шхуна «Виксен», на которой под мешками с солью перевозили порох. Крику и шуму в английской прессе по этому поводу было немало, хотя конфисковали шхуну согласно всем существовавшим законам. «Что сделали бы английские власти, — задавала риторический вопрос венская газета «Staatszeitung» («Государственная газета»), — если бы французское судно тайно выгрузило водку на остров Уайт?» Через год шумиха улеглась, и капитан шхуны Белл как ни в чём не бывало снова появился в Чёрном море.

Русская разведка в Константинополе работала оперативно; информацию об английских судах, готовых повторить опыт шхуны «Виксен», в штабе флота и береговой линии получали вовремя. Ещё за 20 лет до Крымской войны не только английские агенты зорко следили за Чёрным морем, но и русское правительство знало о роли каждого английского официального и неофициального лица194.

Нахимов не изменил своего мнения о Кавказской войне, длившейся почти полвека; в его письмах не нашлось места и спорам о мирном или немирном освоении Кавказа. К этому периоду его службы относятся в основном бумаги официальные — приказы, распоряжения, донесения и рапорты, из которых мнение служивого человека — если, конечно, он не командующий — редко узнаешь. Его жизнь тех лет свидетельствовала об одном: как бы ни относился он к происходящему на Кавказе, свой долг исполнял честно, можно сказать, образцово. «Здесь нельзя было выслуживаться — надо было служить», — говорили участники Кавказской войны. К счастью, в архиве сохранились записки лейтенанта «Силистрии» И. Н. Сущова, где он описал службу офицеров флота и жизнь гарнизонов на Черноморском побережье Кавказа195. Есть в них и подробности нападения горцев на форты в 1840 году.

Разбросанные по всему побережью, изолированные и далеко отстоявшие друг от друга укрепления только назывались фортами, а в действительности имели наспех вырытые неглубокие рвы и невысокие валы с палисадами, потому и были частыми объектами нападения горцев. Недаром Сущов назвал их «голубиными гнёздами в царстве ястребов». Вот как был захвачен форт Лазарев. Комендант форта часто принимал у себя в гостях местного князька, полностью доверяя ему. Во время одного из визитов гость гулял с комендантом по форту, заглянул в казармы, убедился, что там много больных — их ружья были убраны, успел сосчитать число штыков — налицо было всего 200. Собрав три тысячи горцев, он ночью напал на форт. Бо́льшая часть артиллеристов лежала в лазарете с лихорадкой; остальные, замешкавшись, не смогли вовремя отразить нападение. Солдаты встретили нападавших в штыки, но силы были слишком неравны, и весь гарнизон полёг, изрубленный шашками. Коменданта, всего израненного, но ещё живого, зарыли на крепостном валу, больных увели в горы.

Через несколько месяцев их выкупили, заплатив за каждого пять пудов соли — самого ценного, после пороха, товара у местных племён. Пленные рассказали, как черкесы отнимали их друг у друга. «Как сообразить подобные несообразности? — недоумевал Сущов. — Они дрались насмерть за человека, которого продали за пять пудов соли...» Пройдёт не один год, пока офицеры и солдаты узнают ближе своего противника, приобретут умение воевать с горцами — научатся бдительности и недоверию, осмотрительности и решительности.

В марте 1840 года был захвачен форт Михайловский. Зима 1839/40 года выдалась суровая, к обычным штормам добавились необычайно крепкие для здешних краёв морозы, Керченский пролив и Таманский лиман покрылись льдом, по которому ездили на санях; оставшиеся зимовать в Керчи корабли тоже стояли во льду.

Эскадры выходили в море из Сухума и в основном крейсировали у южной части побережья, до Анапы доходили редко. Поэтому штаб Черноморской береговой линии, который находился в Керчи, получал сообщения с большим опозданием. По суше бумаги из Абхазии отправлялись либо через Тифлис и Ставрополь, либо через Ростов. «Даже со Ставрополем прямое сообщение прерывалось иногда месяца на два, когда лёд на Таманском лимане сделается ненадёжным или взломается»196.

Весь февраль море штормило, корабли с провиантом не могли подойти к берегу, и гарнизон форта Михайловский оказался в полной изоляции. Продовольствие закончилось, начавшаяся цинга, лихорадка и гнилые сухари уложили в лазарет почти весь гарнизон, под ружьём осталось не более 150 человек. Горцы никогда не нападали днём, на открытой местности, не имея огромного численного превосходства. Узнав о бедственном положении форта, пять тысяч черкесов ночью напали на укрепление. Артиллеристы не дремали и вовремя отразили атаку, жёны солдат подносили ядра и тушили пожары, всё население форта было готово умереть на месте, но не сдаться.

Во вторую ночь штурм повторился — и снова был отбит. На третью ночь, не считаясь с потерями, черкесы бросились на вал и волнами затопили форт. Увидев, как падали под шашками немногочисленные защитники гарнизона, рядовой 77-го пехотного Тенгинского полка Архип Осипов бросился с фитилём к пороховому погребу и со словами «Скажите полковому, ребята, что Архипка живой в руки не дался, да поминайте как звали» зажёг фитиль. Выживший и бежавший потом