— Тебе помочь?

Он поглядел на дверцу шкафчика, где первые нацарапанные в спешке буквы были кое-как стерты и уже превратились в размытые серые пятна. Оставались еще X и А.

Она недовольно нахмурилась.

— А если тебя кто-нибудь увидит? Это будет выглядеть странно, не находишь?

Он равнодушно пожал плечами.

— Но сейчас здесь никого нет.

Джереми принес из мужского туалета еще бумажных полотенец и помог ей оттереть оставшуюся часть надписи. За это время оба не проронили ни слова. Они как раз заканчивали, когда прозвенел звонок с урока. Именно тогда он с ошеломляющей ясностью осознал, что прогулял биологию, помогая девушке, которая собирается упечь его в тюрьму.

Он поспешил на следующий урок, на бегу размышляя об этом. У него было ощущение, что он поступил правильно, пусть даже в глазах окружающих это могло выглядеть нелепо. К тому же родителям или мистеру МакГинти совсем необязательно знать об этом. Они все равно не поймут. Джереми и сам до конца не мог этого понять. Ему было ясно одно: впервые за последнее время он смог наконец выбраться из дерьма и почувствовать себя лучше. Даже не то что бы лучше, а просто иначе, более ответственно.

Он даже попытался представить случившееся с Кэрри Энн. Наверняка в ту ночь на пороге ее поджидали родители, и она заплетающимся голосом выдала первое, что пришло в голову, лишь бы их разжалобить. А как только к делу подключились взрослые, события начали развиваться с нарастающей скоростью, как снежный ком обрастая все новыми деталями. Да взять, к примеру, хотя бы его родителей. Еще месяц назад они друг с другом почти не разговаривали, а теперь созваниваются практически каждый день. Джереми все не мог решить, как на это реагировать. С одной стороны, он был рад, что родители наконец-то стали ладить между собой, с другой — его это пугало. Все эти годы они с отцом прекрасно обходились без Эллис. Ладно, пусть не прекрасно. Но лучше бы все оставалось на своих местах, чем снова испытывать ту боль, если мать вдруг опять слетит с катушек.

К счастью, четвертым уроком у него была физкультура. Джереми сомневался, что сейчас сможет сосредоточиться на каком-то более интеллектуальном занятии, чем гонять мяч по футбольному полю. Он был так погружен в роящиеся в голове мысли — о Кэрри Энн, о матери, об уроке биологии, который прогулял, — что не заметил Руда, пока буквально не врезался в него.

— Привет, парень. Ты-то мне и нужен. — Руд говорил так, будто они были закадычными друзьями и это не он с дружками умыл руки, бросив Джереми на произвол судьбы. — Мы с Чаки после школы валим к Майку заценить его новый мотоцикл. Хочешь с нами?

Джереми уставился в пол и промямлил:

— Не знаю… У меня есть кое-какие дела.

Он был ошарашен столь резким наплывом внимания. В последнее время Руд все чаще старался его увидеть, хотя раньше приглашал Джереми, только если тот оказывался поблизости в момент, когда они всей гурьбой набивались в машину. Либо Руд чувствовал себя виноватым в том, что тогда не поддержал его, либо Джереми, в свете своей новой дурной славы, стал достойным его внимания.

— Парень, речь идет о совершенно новом «Харлее». «Харлее», чувак. — В уголке его рта торчала, словно приклеенная, незажженная сигарета, и когда Руд подошел вплотную, Джереми почувствовал затхлый запах табака и какой-то слабый цветочный аромат — наверное, духи его девушки. — Да стоит только оседлать этого красавца, как мигом забудешь о всей прочей дребедени. Доставь себе радость, парень.

Джереми старался не смотреть на него. Он знал, что стоит только взглянуть Руду в лицо и увидеть там дружескую симпатию — а в том, что она там была, он даже не сомневался, — и он не сможет сопротивляться. Мало кто из людей, не входивших в окружение Руда, знал о том, что, несмотря на плохую репутацию, Руд, стоило ему только захотеть, мог быть чертовски обаятельным. И хотя это была всего лишь маска, действовала она безотказно. И Джереми ужасно захотелось окунуться в исходящее от Руда тепло, поверить, что тому не наплевать на всех. Казалось, ничто еще не давалось ему так сложно, как эта фраза:

— Извини. Я бы с удовольствием. Вы… вы там повеселитесь без меня.

— Расслабься, чувак. Это ты много теряешь, а не я.

Руд отступил на шаг. Его водянисто-голубые глаза смерили Джереми презрительным взглядом, давая понять, что он совершил грубейшую ошибку, посмев даже предположить, что от него может зависеть, повеселится Руд или нет. Джереми сразу же страшно пожалел о сказанном. И только мысль о том, каким ничтожеством он себя почувствует, если даст слабину, не позволила ему передумать и принять приглашение Руда — если, конечно, оно все еще было в силе. Джереми поплелся в спортзал, чувствуя, как душевный подъем, который он испытал, помогая Кэрри Энн, куда-то испарился, оставив лишь ощущение одиночества и подавленности.

Через пару минут в раздевалке он наткнулся на своего кузена.

— Эй, Джерм, как дела? — приветствовал его Райан, с довольной ухмылкой называя Джереми его детским прозвищем[26].

Кузен только что вышел из душа — с повязанным на бедрах полотенцем и торчащими, как иголки, мокрыми волосами. При любых других обстоятельствах Джереми не преминул бы отметить про себя очевидное физическое превосходство брата и прийти к неутешительным выводам, сравнивая его с собой. Он бы обязательно оценил накачанные объемные бицепсы, рельефный пресс, густую поросль на груди (у себя Джереми заметил лишь пару жалких волосков), не говоря уже о непоколебимой уверенности в себе, с которой Райан обнаженным разгуливал по раздевалке, набитой парнями, которые в уме производили аналогичные сравнения. Но сейчас Джереми был так далек от всего этого, что даже не обратил ни на что внимания.

— Нормально, — солгал он. — А ты как?

— Нас только что сделали, как детей. Счет 4:0, а тут еще Резник в последнем тайме пропускает пас. Черт, если бы не это, мы бы вытянули! — несмотря на недовольную мину, жизнерадостно сообщил Райан. Но даже если бы это была финальная игра, а не обычная тренировка, и то бы его это сильно не задело. Райан был оптимистом, и мало что могло поколебать его уверенность в том, что все будет хорошо. Раньше Джереми завидовал этой его черте, но сейчас она только раздражала.

В детстве они были очень близки, как родные братья. Но летом после седьмого класса Райан как-то в одночасье вырос и возмужал, в то время как Джереми, тощий юнец с вечно сбитыми коленями, был обречен испытать на себе все «прелести» переходного периода. Он все еще играл в «солдатиков», когда Райан стал интересоваться девочками — причем интерес этот возвращался сторицей. Казалось, каждая вторая девочка в школе была влюблена в Райана. Более того, он добивался успеха во всем, за что брался, — будь то спорт или главная роль в школьном спектакле. В общем, у Райана было все то, что отсутствовало у Джереми.

— Плохо дело, — сказал Джереми равнодушно.