Карма не является штампом, карма изменчива, потому что она есть думающая субстанция, но думающая категориями родовой жизни, объединяющей всю череду индивидуальных жизней внутри рода. Весь Ваш род, включающий ангелов, призраков, лемурийцев, атлантов и арийцев, влияет на Вас, дорогой человек, и Вы, со своей маленькой, может быть миллионной по счету жизнью, тоже влияете на весь Род и, через него, на чью-либо или на свою следующую жизнь. И когда-нибудь Вы, дорогой человек, увидите всю эту линию жизни, мгновенно уходя в прошлое или окунаясь в будущее. И тогда Вы поймете не просто величие и доброту Создателя, но и совершенно четко осознаете значимость понятия — Чистая Душа. И поверьте, дорогой человек, что этот момент не будет страшным для Вас; напротив, он будет счастливым, потому что Вы сможете через весь свой род общаться с самим Создателем, а Ваши давным-давно канувшие в лету родственники предстанут перед Вами или со спокойными и уверенными лицами, или с лицами, выражающими глубокую непреходящую вину перед всем, Богом определенным, Родом. А также Вы увидите и себя в разных жизнях и сами оцените выражение своего лица в той или иной из многочисленных жизней.

Но самое главное, что произойдет с Вами, дорогой человек, так это то, что Вы четко осознаете главный критерий оценки Ваших жизней — общеродовой критерий, который называется Чистой Душой. О, как Вам станет грустно, если Вы увидите, что одну из своих жизней Вы отдали поганому чувству жадности, не понимая, что в общеродовой жизни денег не нужно! О, как Вам станет противно, когда Вы воочию разглядите себя завистником, несчастным завистником, созданным для того, чтобы подгонять того, кому Вы завидуете! О, как Вам будет не по себе, когда Вы будете лицезреть себя в виде красивой, но стервозной женщины, по жизни всегда дергающейся и еще раз дергающейся! О, как Вам будет не по себе, когда Вы…

Но у Вас, дорогой человек, будет вызывать глубокое умиление и радость то, что Вы себя увидите, обязательно увидите еще и благим, добрым, хорошим, милым, ласковым, одухотворенным, щедрым и, самое главное, любящим, сильно любящим, очень любящим не только маму, папу, сына и дочь, но и… всех людей вообще. Вы остановите свое внимание на той Вашей жизни, когда Вы смогли любить людей вообще, и будете любоваться ею, долго любоваться, наслаждаясь той жизнью и немного негодуя по поводу того, что не все Ваши жизни были прожиты так. Именно в той жизни, когда Вы, дорогой человек, любили всех людей вообще, Вы не только смогли выделиться ярким розовым пятном во всей родовой линии жизни, но и смогли разбросать много-много розовых пятнышек в будущем, определяя счастье в будущей жизни для кого-нибудь из Вашего рода или… для Вас же самого… в будущей жизни.

Я поднял голову и вдохнул полной грудью. Передо мной, как призрак в облаках, висел Топор Кармы.

— Шеф, я одурел от холода! Пойдем, а?! — опять послышался голос Селиверстова.

Сейчас, — еле проговорил я, дрожа.

Я опять опустил голову и опять стал думать. Я представил Время, которое мчится вместе с нами вперед… а может быть, иногда и… назад. Я представил дорогу времени, уже кем-то проложенную для тебя лично среди многочисленных дорог Общего Пути всего твоего рода, и как бы заметил, что от твоей дороги жизни отходят в стороны многочисленные тропинки, уводящие к неприятным черным дырам. Я понял, что это тропинки смерти — черные фатальные тропинки времени, в которые ты в любой момент можешь свернуть с доброй столбовой дороги жизни, которая кем-то, каким-то Великим Оптимистом, была проложена в будущее с надеждой, что все твои будущие жизни будут проходить в розовых тонах и ты будешь идти по дороге твоей жизни по прекрасному розовому паркету. Но… и черные тропинки существуют для поворота… если ты…

Я засунул руки в карман анорака и всласть начал дрожать от холода.

— У — у-у-у-у-у-у; — вырвалось из моей груди.

В моей голове опять всплыл этот самый жутко богатый человек, который не дал мне возможности… дать надежду его больным детям. До меня вдруг дошло, что этот жутко богатый отец, накопив для них, слепых детей, денег на сто жизней вперед, поставил на их и так-то не очень розовой дороге жизни жирное черное пятно, которое нельзя обойти и из-за которого придется сворачивать на черную фатальную тропинку несчастий, дополнительных несчастий. О, если бы этот жутко богатый отец знал, что его несчастные дети не останутся в долгу, и отомстят ему за накопленные на сто жизней вперед деньги тем, что они, тоже проплывая по общеродовой линии жизни (где отец, породивший их и так не очень полноценные тела, является не очень уж близким человеком), тоже повлияют на его, отца, жизнь, тоже поставив на его розовой дороге жизни жирное черное пятно, обойти которое невозможно! Я вспомнил смерть их жутко богатого отца и поморщился. Мне почему-то показалось, что если бы этот отец не копил тупо деньги во имя них, детей, а просто дал бы им побольше душевной теплоты и, конечно же, душевной чистоты, то они бы вскоре увидели свет, а может быть, и начали бы различать цвета, и первым цветом, который они бы могли увидеть, конечно же, был бы розовый цвет. — Шеф, уже невмоготу! — доходчиво сказал Селиверстов. — Холодно очень!

Посмотри, Сергей Анатольевич — откликнулся я, показав рукой, — это не Топор Кармы, это Знак Кармы. Он, наверное, когда-то был выкрашен в розовый цвет…

Почему именно в розовый? — спросил Селиверстов.

Бог — Великий Оптимист, он нарисовал для каждого человека розовую Линию Жизни, которая называется Кармой. Люди сами виноваты… — ответил я.

Врата Смерти Громыхая камнями, мы покатились вниз по склону, туда, где нас поджидал Рафаэль Юсупов.

— Я уж подумал, что по карме мне с-суждено б-было здесь нас-смерть з-замерзнуть, — стуча зубами, с трудом выговорил он.

Мы остановились около Юсупова и молча постояли несколько минут, опустив головы. Я было уже хотел пойти вперед, как Равиль авторитетно проговорил:

— Через несколько шагов у нас начнется новая жизнь!

— С чего это?! — недоуменно вскинул брови Селиверстов.

— Это место, на котором мы стоим, паломники называют Вратами Смерти. Они считают, что человек, прошедший Врата Смерти, вступает в новую жизнь, — пояснил Равиль.

— Не понял!

— Селиверстов насупился.

— Через несколько шагов мы умрем, что ли?

— Да…

— Ничего себе.

— Вон за тем камнем, метрах в пяти от нас, мы умрем. Вот так вот! — слегка усмехнулся Равиль.

— А я что, сейчас умираю, что ли?

— Ты уже почти умер, Сергей Анатольевич!

— Ничего себе…

— Вот так вот.

— Ну, я вроде как живой. Теплый, по крайней мере.

— После смерти жизнь не кончается, — заметил Равиль.

— Не надо мрачных шуток, — подал голос посиневший Рафаэль Юсупов. — Мы здесь, скорее, от холода помрем. А… за каким камнем, говоришь, жизнь кончается?

— Вон за тем.