— Подполковник — неудачник. Ему никто не подаст, — недовольно хрюкнул Чаки, закончив одеваться. — Надо было послать всех подальше и не делиться.

— Ты про выплаты? Можно было. И через день на нас бы спустили всех местных собак. Потому что никто не любит, когда в разборки наемников вовлекают другие корпорации… Хорошо хоть, людей сохранили и от любых исков отбились.

— И что? С голой задницей посреди пустыни? Тоже мне, счастье… Нет, Кокрелл такой же спятивший идиот, как и ты. Носитесь со своей бредовой идеей об армии в изгнании, тратите людей и деньги на химеру. Давно бы уже подрядились на непыльную работенку и стригли купоны. Так ведь нет, погоны вместо нимба, совесть не позволяет…

— Наемники у криминала долго не живут, должен знать. Расходный материал при любых разборках.

— Я тебе так скажу, док… — Громила натянул потертую куртку и шагнул к двери, сжимая в руке респиратор. — Мы все долго не протянем, работа такая. Но пожить и сдохнуть я хочу весело, а не считая жалкие гроши. И если босс ничего дельного не найдет, я спрыгну. Потому как чихать хотел на вашу долб…ую присягу, мне и без уставщины хорошо живется.

Оставив после себя горку свежего песка, Чаки исчез в буром мареве. А я пересчитал редкие ампулы в скудно обставленном шкафу и отправился в гости к командиру сводной бригады. Потому как недовольство упертого злобного придурка — это одно, а вот проблемы с лечением потрепанного личного состава — совсем другое.

* * *

— Работы нет. Дело дошло до того, что утром в аукционном зале устроили стрельбу. Сцепились кто-то из молодых за копеечный контракт по зачистке зоны под строительство. Выселять бедняков, стрелять в недовольных ради будущих небоскребов — куда дальше можно скатиться… И вот, даже за такую подработку дерутся.

Подполковник сильно сдал после нашего рейда. Сгорбился, в глазах пропал тот шальной огонек, что всегда отличал моего старого командира. И это притом, что он держался дольше других. Апатия и вспыльчивая беспричинная злость давно поселились в наших рядах, пожирая остатки бригады. Каждый из солдат остро чувствовал свою ненужность и неустроенность. Откат после возбужденного дележа несуществующих миллионов тяжелым катком прошелся по нашим душам. Еще чуть-чуть, и начнется массовый исход. Хотя, у соседей тоже самое. Даже вербовщики криминальных анклавов затерялись в песчаных бурях. Проклятая планета, проклятое время…

— Черт с ней, подработкой. Но если мы в ближайшее время не найдем средства, парни начнут умирать. У нас половина с незалеченными ранениями, из них большая часть держится на границе с необратимыми изменениями лишь благодаря препаратам. Которые тают с невообразимой скоростью. Неделя… Слышишь, командир? Неделя, и я голый. И откроем счет мирным потерям…

Казалось, что Кокрелл даже не слушал меня. Хотя я прекрасно понимал, что подполковник все слышит, и каждое слово для него — словно острый нож. Потому что он отвечает за парней, он несет ответственность за то, чтобы они выжили в любой переделке и вернулись домой. Но вот где наш дом, если на каждом висит фиктивное обвинения в мятеже и реальный расстрельный приговор по возвращении. Куда возвращаться, если вместо людей в погонах, защищавших свою страну, сейчас в песках затерялся сброд наемников, готовых от тоски начать рвать глотки друг другу.

— Ты прав, док, как всегда прав… Но я тебя предупреждал, что это дорога в один конец. И мы медленно и верно ползем к финалу. Без финансов, без связей, без работы. Бригада, превратившаяся в колосс на глиняных ногах. Ткни пальцем, и все рассыплется. Кто помоложе, разбежится по шайкам и бандам. А кто постарше, пойдет батрачить на шахтах охранниками, пока не получат киркой по башке. Занавес закрывается, док. Спешите покинуть зал до того, как двери закроют, и клоуны спалят балаган со всем содержимым…

На седого старца было больно смотреть. Сгорбившись, он привалился к столу и бездумно чертил пальцем одному ему понятные фигуры на пыльной крышке. Жалкая тень отчаянного офицера, которого я знал. Человеческий мусор, сваленный в кучу на сгнившей планете…

Я остановился у окна, за которым плясали бурые всполохи ветра, секущего дома крошечными песчинками. В мутном стекле отразилось мое лицо — вытянутое, искаженное, с черными провалами вместо глаз. Пустота, шагнувшая наружу в темных коридорах, ждала своего часа. Она ждала, когда я начну терять кусочки души с каждым умершим, которого не сумел спасти. С каждым из молодых ребят, что медленно загибаются здесь и сейчас на моих руках. А скольких так потерял мой командир? Не на операционном столе, или на скрипучей кровати, а в жаре горящей бронетехники, или разрывах мин и снарядов? Сколько сводных бригад уже на его счету? Сколько он еще должен потерять, чтобы окончательно сойти с ума?… И скольких должен потерять я, чтобы превратиться… Во что?…

* * *

Шагнув к столу, я поправил «камуфляжку», затянул ремень и проверил, на месте ли кобура с неразлучным револьвером. Потом отчеканил, глядя строго перед собой:

— Господин офицер! Я, старший лейтенант медицинской службы сводной бригады войск специального назначения, хочу поговорить с бывшим капитаном моей роты, а ныне с подполковником Кокреллом, командиром сводной бригады.

— Не понял, — буркнул старик, зло сверкнув глазами. — Говори.

— Прощу прощения, но я должен поговорить с господином подполковником. Речь о вопросах боевого обеспечения бригады и посторонние туда не допускаются.

— Док, ты что, сбрендил? Голову напекло, или опять какой отвар набодяжил?

— Никак нет. Но я буду разговаривать только с моим командиром, а не вонючим куском говна, который изображает из себя невесть что…

Я смотрел, как жилистый седовласый убийца медленно встает, и продолжал кричать, уже не сдерживая себя:

— Я буду говорить только с моим командиром! С человеком, которому я верю как самому себе! А не с этой падалью, занявшей его место! Контракты тебе никто не дает, с…ка?! А зачем нам какие-то контракты?! Мы — спецназ! Наша задача — прийти первыми и победить! Где мой командир, что провел парней через огненный ад космодрома?! Где мой командир, который в джунглях вызвал огонь на себя, а потом превратил мальчишек в отличных солдат?! Где он, я спрашиваю? Здесь его нет! Здесь сидит какой-то м…к, не способный утром построить людей на зарядку и выполнить марш-бросок! И он еще хочет, чтобы я с ним говорил?! Да…

Удар я не заметил. Лишь в мозгах хлопнуло, будто кто-то неудачно вогнал силовой кабель в люстру, и разноцветные лампочки радостно взорвались, осыпав все кругом стеклянной требухой. Голова дернулась, и я полетел, полетел куда-то, потеряв связь с реальностью…

— Док, ты живой? — кто-то тряс меня за плечо, возвращая в пропыленный песчаный мир.

С трудом разлепив глаза, сумел разглядеть мутную картинку, которая потихоньку превратилась в озабоченные лица Самсона и Тибура. В стороне стоял бледный Кокрелл, перекатываясь с носка на пятку. Заметив, что я начал шевелиться, подполковник зло бросил:

— Еще раз так отчебучишь, лейтенант, и я тебя шлепну. Честное слово.