Воцарилось недолгое молчание.

— Если ты думаешь обратиться с этим вопросом к каким-нибудь колдунам — оставь эту мысль. Даже если и отыщешь кого-нибудь настоящего — не получится. Я против. Пожалей колдуна.

Вновь молчание.

— И нечего обижаться. О тебе ведь забочусь! Повреждение души — это очень серьезно! Да и что ты хотел сказать? Они знают, что ты жив и здоров. Чего еще надо?

— Как они?

— А как ты думаешь? Ты — мой паладин. Я богиня смерти и посмертия. Они — дороги тебе. Я достаточно ясно намекаю? — насмешливо объяснила мне Ариадна, как-то неуловимо меняясь. Исчезли нарочитая холодность и застывшее великолепие образа, сменившись знакомой легкостью общения.

Коротко вздернув бровь, я вопросительно посмотрел на нее.

— Да, сменила аспект, — ответила она на незаданный вопрос. — Судя по всему, Тьму ты воспринимаешь куда лучше Смерти. В общем, логично, учитывая твой теневой образ…

— Образ? — не понял я.

— Мне пора. — Ужас всей Ойкумены, враг света, добра и, до кучи, всего людского рода (по версии храмовников), могучий противник светлейших богов — мягко улыбнулась мне, легким движением руки взъерошивая мне волосы на макушке, и словно растворилась в тени, отбрасываемой колоннами храма.

— Не все тайны сразу, мой паладин… — прощальный тихий шепот всколыхнул тишину древнего храма. — Не все сразу…

Вздохнув и пожав плечами, я поднял с пола свой многострадальный плащ, отряхнул его и вновь водрузил на плечи, после чего побрел искать обратный путь. Желудок уже начал активно намекать о желательности завтрака, так что следовало поспешить. Да и за приготовлением яда стоило все же присматривать…

А яд получился на славу. Густой и тягучий, как свежайший липовый мед, абсолютно прозрачный, как чистейшая ключевая вода, и смертоносный, как целая стая зараженных крыс. Ну еще бы: великому герцогу Атари — все только самое лучшее!

В город я возвращался просто в отличнейшем настроении! Отряд сопровождения довез меня до дома Лауры, после чего вместе с переданным мной флаконом «Черной Смерти» направился в сторону дворца.

Возможно, кому-то может показаться несколько наивным то, с какой легкостью я доверил распоряжение опаснейшим фамильным ядом знакомому мне только по рассказам Лауры человеку — Натране Рейс. Но… в том-то и дело, что ей просто не выгодно меня обманывать.

Нет нужды. «Черная Смерть»? Выдать секрет я все равно не смогу, а просто для использования… ей нет смысла обманывать меня ради одного флакона. Учитывая все свойства сваренного мной яда, агентам Рейса не составит труда отравить хоть самого великого герцога Атари, хоть его дворец, да даже всю столицу великого герцогства — яда я наварил с преизрядным запасом!

Ну а после этого я и так буду принадлежать княгине целиком и полностью, со всеми своими потрохами, секретами и старыми тапками в придачу! И стоит ей только пожелать — завалю ее хоть «Черной Смертью», хоть «Поцелуем Хаоса», да даже, коли потребуется, если ингредиентами обеспечит и время на эксперименты будет, то и «Белое Безмолвие» сварить попробую! Так что на всю Ойкумену хватит и на половину южного континента в придачу!

Так что нет смысла ей меня обманывать, а вот резон вести честную игру — самый что ни на есть прямой — имеется. Оттого и не волнуюсь.

В доме, где я гостил, все было по-прежнему. Большая комната, удобная кровать, уютный садик, где росла раскидистая яблоня с мелкими, но вкусными и почти созревшими яблочками; не слишком богатая, но приемлемая библиотека и великолепный повар, умеющий просто восхитительно готовить самую вкусную в мире птицу!..

Ах да, еще была Лаура — по причине так и не сошедшей до сих пор окраски от «Эликсира Солнечных Даров» вынужденная проводить почти все время взаперти у себя дома, что, признаться, отнюдь не улучшало ее настроения. И что в этом такого? Ну подумаешь, кожа стала темно-коричневой, очень близкого к черному оттенка, и волосы побелели… Это же временно! И смотрится вполне себе привлекательно и экзотично. Так что совершенно не является поводом для того, чтоб каждое утро, после умывания, взгляда в зеркало и традиционного вопля ужаса, гоняться за мной с дедовой секирой наперевес по всему дому и саду.

Нет, разминка, согласен, вполне неплохая. Но так же ведь и порезаться можно! И мебель страдает… И растения. И слуги могут пораниться… А то и вовсе жуткое случится — я на завтрак опоздаю!!!

Но, несмотря на мои протесты, подобные разминки не прекращались — наоборот, по мере того, как время шло, а окраска так и не сходила, становились все более и более частыми — начинаясь фактически каждый раз, как Лаура бросала очередной взгляд в зеркало. Я уже даже попробовал прятать эту чертову секиру, но перестал после первой же попытки. В отсутствие секиры Лаура схватилась за швабру, которая была гораздо легче древнего раритета, управляться с ней было проще, и вдобавок, размахивая уже шваброй, она могла себя совершенно не сдерживать, в отличие от махания секирой… В общем, это была плохая, очень плохая идея, и больше я секиру не прятал.

Вот и сейчас наступил момент очередной разминки. Брошенная умелой и твердой рукой секира, вращаясь, пролетела мимо моей головы и вонзилась в стену у меня за спиной, причем рукоять секиры оказалась неуютно близко к моему нежно любимому и весьма высоко ценимому левому уху.

— Лаура, солнышко ты мое черненькое, не надо так нерв… — кажется, я немного неправильно начал свою примирительную речь, поскольку девушка, подозрительно оскалившаяся еще на слове «солнышко», при упоминании цвета и вовсе зарычала, словно дикий зверь, доставая еще одну секиру!!!

— Да откуда ты их берешь! — в кувырке уходя из-под горизонтального удара, грозящего в лучшем случае лишить меня прически, а в худшем — того, на чем эта прическа носится, в отчаянии выкрикнул я. — Три дня осталось эликсиру действовать! Три дня, и все будет, как было!!! — Длинный пируэт уберегает меня от внезапного разделения на двух Сержаков — Левого и Правого. Стоящий за мной стул был не настолько ловок, и именно на его примере я понял, от какой судьбы мне в очередной раз удалось увернуться в самом прямом смысле этого слова.

— Целых три дня. Целых!!! — злобно прорычала Лаура, поудобнее перехватывая рукоять своего оружия. — Стой спокойно и прими свою участь, как настоящий мужчина!

— А я не мужчина! Я еще ребенок! — Стыд? Стеснение? О чем вы, какое стеснение, когда над вами зависло лезвие топора!

— Как за мной в ванной подглядывать, так ты взрослый?! Как эликсиры пакостные подсовывать, так вполне соображающий! А как расплату принять, так ребенок?! В колыбели давить таких надобно!

— Это когда я за тобой в ванной подглядывал? — праведно возмутился я на несправедливое обвинение. — Больно надо! Я еще когда лечил тебя, все что хотел, осмотрел и ощупал… — Ой… Кажется, зря я это сказал!