— Зинаида Михайловна не возражала, и я смирился, — скромно улыбнулся Семен. — Вообще Морскому было невозможно отказать. Глаза горят, щеки пылают. Под угрозой лицо Харькова и честь оперного театра! Нет, циник так себя не вел бы. О чем я, собственно, и рассказал. Ну… тем, кто вызывал. — Теперь Морской понял, почему Семену было важно дорассказать эту историю. — Так что не удивляйтесь, что этот эпизод про вас теперь общеизвестен. Я хотел как лучше. А они в ответ: «Видите! Падок на женщин, особенно на актрис. Едва услышал, что в город приезжает такая гостья, вон как засуетился!» Реакция такая меня поставила в тупик.

— Не обращайте внимания! — отмахнулся Морской и, так как авто уже почти доехало до дома Горленко, переключился на логистику: — Тут надо бы во двор, а тут налево. Вот тут остановите. Благодарствую!

На первом этаже у Коли, к счастью, еще горел свет. Выходя из авто, Морской нечаянно потерял тапку и рассмеялся, представив, как Горленко удивится, обнаружив на пороге гостей, один из которых, к тому же, предстал в таком нелепом одеянии. Впрочем, водитель и пассажиры рабочего ночного трамвая, вероятно, удивятся еще больше. Трамвай Морской надеялся «поймать», чтобы попасть домой после того, как передаст Ирину в надежные Горленковские руки.

— Владимир, если вы не долго, я вас жду! — внезапно сказал Семен, демонстрируя и удивительное понимание, и редкую щедрость. — Но только поспешите. Я Зинаиде Михайловне обещал, что буду, как врачи рекомендуют, соблюдать режим и вовремя пить снотворное. Уже проштрафился на два часа…

Морской с Ириной поскорей направились к нужной калитке. Бояться потревожить соседей, к счастью, не приходилось: по части жилищных условий Света с Колей в последние годы, как говорится, шиковали.

Их удивительный, построенный в 20-х по британскому проекту чудо-домик, в каждом подъезде которого располагалось по одной просторной двухэтажной квартире, в войну пустовал и серьезно пострадал. От взрывов вылетели стекла, а дальше подключился человеческий фактор, и все, что можно было из внутренней отделки, растащили на растопку. Дом официально считался аварийным и новых жильцов в него не селили. Из старых же из эвакуации вернулся только старик с первого этажа. Его родные — сын, дети и невестка — умерли от тифа, и он ужасно тосковал, оказывшись в доме, где все жило воспоминаниями о них, поэтому, запирая свою комнату на висячий замок, уезжал к сестре в деревню. Коля, семья которого до войны занимала комнатушку на втором этаже, собственноручно привел в порядок всю квартиру и жил теперь практически как барин: Света, мама, он и двое детей имели теперь целых две комнаты и круглосуточный единоличный доступ к кухне и к удобствам.

По давней привычке Морской условным стуком постучал по стеклу. Горленко тут же раздвинул на кухне шторы и, сделав круглые глаза, открыл окно. Оно располагалось очень низко, и гости тут же, подойдя поближе, словно и сами оказались в помещении рядом с Колей.

— Да, это мы, — разговор пришлось начинать Ирине, и делала она это не слишком внятно. — И удивляться нечему. К кому еще я могла примчаться среди ночи, оказавшись в ужасных обстоятельствах? Все правильно, к Морскому. А он, конечно, не нашел ничего лучше, чем озадачить мною вас со Светой. Выхода нет! Пожалуйста, впустите!

Морской молчал не от желания самоустраниться, а от того, что пожирал глазами разложенные на подоконнике фотокарточки. Манера Коли раздумывать, развесив или разложив вокруг все материалы дела, была ему знакома. Горленко это все обычно помогало, всех остальных же, напротив, сбивало с толку. Но сейчас…

— Мне нужно уезжать. Ирина все сама тебе расскажет, — поспешно сказал Морской Коле. — Но прежде поясни, что это и откуда у тебя конкретно этот снимок? Это же мы с Ларисой у Бахчичураевской струи. Мы ведь просили не фотографировать… И кто это там на заднем плане попал в кадр? Уж не ты ли?

— А… Это ваше алиби, — ответил Коля, вынимая указанную фотографию из остальных карточек. — «Не стой под Струей», так сказать, — он попытался скаламбурить, переиначив знаменитый цепляемый на башенные краны плакат «Не стой под стрелой», но вышло глупо. — Прости, уж такая служба, проверяли. — Заметив осуждающий взгляд Морского, Горленко посерьезнел. — Но ты и не смотри сейчас на эти фотографии. Я прихватил домой все, что разрешено выносить, дабы еще раз все обдумать. — Морской теперь увидел, что и на столе, и на полу разложены еще какие-то бумаги. — Но фото сейчас не в ракурсе внимания. Я думал, вдруг найду на них кого-то подозрительного, разложил в хронологическом порядке, но тщетно. Да, и сейчас важнее не что было до убийства, а что случилось после. А фотограф довольно скоро ушел в другую часть сквера.

— Алиби? — переспросил Морской.

— Ну что ж тут непонятного? — удивился Коля. — В сквере во время убийства работал уличный фотограф, и мы затребовали пленку. Начальство, конечно, распекает выездных сотрудников за каждый лишний щелчок фотоаппарата, но они все равно украдкой снимают то, что, как им кажется, достойно запечатления.

— Снимают то, что после надеются продать, — поправил Морской. — Или каких-то слишком выпячивающих себя граждан — тех, кто оплатит снимок из любви к себе любимому, или излишне таящихся — тех, кто заплатит из страха и купит скорее даже не фото, а негатив, лишь бы его изображения нигде не всплыло. Нас с Ларочкой, похоже, отнесли ко второй группе.

— Не жалуйся! Тебе изрядно повезло. Я, как ты видишь, торопился, пробегая мимо, и тоже попал в кадр. Поэтому это фото однозначно свидетельствует, что вы с Ларисой были у Альтанки одновременно со мной, то есть уже после того, как преступники сделали свое дело. Фотограф Вячеслав помнит, что вы пришли со стороны дальних аллей и лишь потом направились к булочной. А после вас, смотри, уже и скорая примчалась. А вот и вы, гражданка Грох, — Коля постучал по подоконнику у общего снимка, на котором, хоть и с большим трудом, можно было разглядеть профиль Ирины.

— А Алик что тут делает? — не отставал Морской, сверля глазами на этот раз фото Басюка.

— Да просто мимо проходил. Его как неблагонадежного мы тоже проверили, но он в подвальчик не спускался и был все время не один. Все подтвердили.

— А это что за тип? — Мужчина с фото, выложенного перед снимком Басюка, Морскому был смутно знаком и вызывал тревогу.

— Долгая история, — отмахнулся Коля. — Некто Константинов. Представитель Изюмского завода. Приехал в Харьков вместе с делегацией Гроха специально как сопровождающее лицо. Опекал компанию наших потерпевших, потому как его предприятие имело серьезные планы на сотрудничество с ними. Когда ему сообщили о случившемся, примчался обалдевший и чуть не поседел. Сразу кинулся на почту. Звонить и добиваться, чтобы дело вел именно Глеб.

— Да, это Константин Викторович, — подтвердила Ирина. — Вы же его видели, Морской! Он, помните, то ли следил за нами во время прогулки к балагану, то ли случайно ошивался рядом.

— Теперь узнал. Да, помню. Хм-м-м, — Морской нахмурился. — Но я запутался во времени. Снимки точно выложены как раскадровка? Ну, то есть они идут последовательно? Да? Но ты ведь говорил, что очень быстро узнал про трагедию в булочной и, так как был рядом, прибыл на место практически через несколько минут после того, как милиция обнаружила преступление… А где фото милиционеров?