– Э-э… да. Сюда, милая.

Гим уже ждал ее на кухне – без шапки, но в остальном полностью одетый и готовый к выходу. На плече его висела лира в кожаном футляре. При виде Элиэль он отважно улыбнулся, но улыбка быстро сползла с его лица. Глаза покраснели, словно он с трудом сдерживал слезы. Хорошо, конечно, доверяться богу. Но хотелось бы, чтобы Тион выбрал ей в спутники героя ненадежнее.

Впрочем, отец Гима казался еще более опечаленным, хотя старался держаться гордо.

– Ох, милый! – только и сказала Эмбилина. – Ты попрощался с сестрами?

– Они же спят, мама!

– Конечно, но ты бы хоть заглянул к ним в спальню, чтобы я могла потом сказать им, что ты прощался.

– Да, мама, – терпеливо повторил Гим и повернулся к отцу. – Я, конечно, не могу пойти попрощаться с Инкой?

Кольвин покачал головой:

– Не думаю, чтобы Дилтин Строитель обрадовался, когда ты забарабанишь к нему в дверь, тем более в такой час. Мать сходит к Инке утром и передаст ей от тебя привет.

– И передаст, что я буду писать?

– И передаст, что ты будешь писать. А теперь поспеши. Вся городская стража, поди, уже ищет Элиэль Певицу. Жрецы, наверное, уже обшарили полгорода. Держи ухо востро. Спеши, но не без оглядки. И остерегайся засады у лагеря торговца – они должны знать, что она бежала на драконе.

Гим побледнел сильнее.

– Что мне делать тогда?

– Ты у нас герой, сын. Мне кажется, тебе лучше оставить девочку у стены, а самому отправиться на разведку – впрочем, там на месте будет виднее.

Гим с несчастным видом кивнул.

– Но стражники могут арестовать Драконоторговца и отобрать его табун!

– Нет. Для этого им нужно разрешение магистрата… впрочем, ради такого серьезного дела они и его могут из постели вытащить. Ступай, мой мальчик, доверься богу.

Последовавшее прощание обернулось сплошными рыданиями. Элиэль отвернулась и старалась не слушать. С ней еще никто и никогда так не прощался.

У нее с собой не было никаких пожитков, кроме нескольких старых одежек. Эмбилина настояла, чтобы она захватила их с собой, и они как раз уместились в мешке Гима поверх его шмоток. Еще он тащил свою лиру, однако издал носом возмущенный звук, когда Элиэль предложила понести ее. Он зашагал в темноту, мелькая длинными ножищами, как ласточка – крыльями. Вдруг он замедлил ход и покосился на нее.

– Ты чего хромаешь?

– Вовсе я не хромаю. Это тебе кажется.

– Вот и хорошо! – кивнул он и снова устремился вперед. Похоже, Гим забыл, что это она героиня, а он всего лишь ее спутник. Но она ни за что не попросит его сбавить ход, ни за что! Очень скоро она совсем вспотела в своей тяжелой шерстяной куртке, надетой поверх всех этих дурацких одежд. Ей было жарко – ну разве что кроме тех мест, которые леденил ночной ветер. Возможно, мужчины вели бы себя получше, когда бы одевались поудобнее.

На первом же перекрестке Гим задержался и осторожно огляделся по сторонам. Потом двинулся дальше.

– Кто такая Инка? – спросила она.

– Моя девушка, кто же еще.

– Красивая?

– Прекрасная!

– Ты ее любишь?

– А то!

– А она тебя?

– Еще как! Тебе страшно?

– Угу. А тебе?

– Жуть.

Ага, и это ее отважный спутник! Однако неважно он выучил свою роль!

– Тогда, на драконе, ты казался не таким напуганным, а?

Гим свернул в узкий проулок.

– Ну… да, тогда святой Тион показал мне, что делать! А этого он мне не показывал. Давай сюда. И потом, все, что тогда от меня требовалось, – это кричать «Чупу!» и держаться, зажмурившись. Я живописец, а не герой.

Да нет, он и в самом деле храбрый! Настоящий герой – иначе с какой стати бог избрал его? Она решила, что его искренность куда симпатичнее, чем кичливость Клипа Трубача.

– А я актриса, а не Исторический Персонаж.

Он хихикнул:

– Я бы и не поверил в это, даже скажи мне об этом бог. Тебе бы не меня в спутники, Элиэль Певица, а кого-нибудь вроде Дартона Воителя.

– Ты видел?

– Меня отец водил. Только на «Варилианца». Я там половины не понял. Ты, наверное, была там в маске.

– Ага, в маске. Я там три песни исполняла.

Он промолчал, поэтому ей пришлось самой намекнуть:

– Ничего я была в роли герольда?

– Ничего, – утвердительно кивнул Гим. – Классный герольд, если только девчонки бывают герольдами.

Дальше они шли молча.

Он вел ее узкими улочками, вонючими переулками, захламленными проходными дворами. Вскоре она окончательно потеряла представление о том, где они находятся. Правда, он уверял, что они идут самым коротким путем. У нее из головы все не шли слова Кельвина Скульптора насчет стражи, но улицы казались абсолютно вымершими. Только летучие мыши шныряли над головой, да пару раз ей почудились красные глазки, глядевшие на них из мусора.

На востоке сияла голубая Иш, и это был добрый знак – если Дева и впрямь поддерживает Тиона в его стремлении спасти ее. Но на небе царила Эльтиана, окрашивавшая его в багровый цвет, и это было плохо. Трумба не было и следа – до его полнолуния оставалось еще несколько ночей. Это всегда считалось дурным знаком, а сейчас и вовсе казалось зловещим.

Когда зеленый черным станет, Жнец жать души не устанет.

– А что за калитка влюбленных такая? – спросила Элиэль.

– Лазейка через городскую стену. Сама поймешь, когда подрастешь немного. – Гим остановился в темной подворотне.

– Я и так понимаю.

– Ш-шш! – шикнул он. – Потише шагай здесь.

«Здесь» на поверку оказалось темным туннелем. Он вел ее за руку. В конце концов они очутились на дне колодца. Вверх уходили гладкие стены, в просвете неба над головой виднелись две звезды. Выхода отсюда не было видно, если не считать темного туннеля, по которому они пришли, и накрепко запертой деревянной двери. Воняло просто отвратительно.

– Заблудился? – шепотом спросила Элиэль.

– Нет, если только ты умеешь лазать, как мои сестры. Подержи-ка это минутку. И осторожнее. – Он протянул ей свою лиру в футляре, а сам снял со спины мешок. Потом показал ей на стенах ниши для рук и ног, ведущие к пятну, чуть светлевшему в вышине.

– Давай, потом я тебе мешок передам, – сказал он, забирая у нее лиру.

– Что за стеной?

– Кухонный двор. Так, дом один. Не думаю, чтобы они развешивали белье по ночам.

– Ты сам-то заберешься?

– Неделю назад забирался. Давай.